Перед тем как ступить на улицу Шаль, Вандузлер остановился и с удовольствием оглядел это новое жизненное пространство. Что его сюда привело? Цепочка случайностей. Когда он думал о них, его жизнь представлялась ему единым целым, сложившимся тем не менее под воздействием не связанных между собой устремлений, важных для него в определенный момент, но с течением времени терявших силу. Да уж, у него бывали и великие идеи, и глубокие замыслы. Но ни одного он не довел до конца. Ни единого. Его самые твердые решения таяли, столкнувшись с любым препятствием, самые искренние обязательства отменялись по любому поводу, самые проникновенные слова растворялись в реальности. Так уж получалось. Он с этим свыкся и, можно сказать, смирился. Достаточно быть в курсе событий. Поначалу энергичный и нередко блистательный, он через некоторое время чувствовал себя выдохшимся. До странности провинциальная улица Шаль вполне его устраивала. Еще одно новое место. Надолго ли? Мимо, взглянув на него, прошел человек. Должно быть, пытался понять, что он тут делает, стоя на тротуаре со своей корзиной с продуктами. Вандузлер подумал, что этот тип наверняка сумел бы объяснить, почему он здесь живет, и даже набросать картину своего будущего. А вот он сам навряд ли мог подытожить даже свою прошлую жизнь. Он ощущал ее как чудесное переплетение влияний, случайностей, удачных и неудачных расследований, ухваченных возможностей, соблазненных женщин – дивных событий, ни одно из которых, к счастью, не затягивалось надолго, следов чересчур запутанных, чтобы поддаваться обобщению. Конечно, случались и провалы. Без них не обойтись. Чтобы очистить место для нового, приходится избавляться от старого.

Прежде чем вернуться в лачугу, экс-комиссар присел на низкую ограду на противоположной стороне улицы. Всегда приятно понежиться в лучах апрельского солнца. В сторону дома Софии Симеонидис, где со вчерашнего дня трое муниципальных рабочих вовсю рыли траншею, он старался не смотреть. Он посмотрел туда, где жила другая соседка. Как там говорит святой Лука? Восточный фронт. Этот тип – просто одержимый. Что ему далась Первая мировая? Ладно, у каждого свое дерьмо. Вандузлер успел продвинуться на Восточном фронте. Разведал кое-что там и сям. Старые полицейские навыки. Соседку зовут Жюльет Гослен, живет с братом Жоржем, молчаливым увальнем. Разберемся. Все годилось Арману Вандузлеру, чтобы разобраться. Вчера соседка с Востока возилась в своем саду. Готовилась к приходу весны. Он перекинулся с ней парой слов, только и всего. Вандузлер улыбнулся. Ему исполнилось шестьдесят восемь, и уверенности в себе поубавилось. Не хотелось быть отвергнутым. Итак, осмотрительность и взвешенность. Но помечтать-то можно. Он хорошенько рассмотрел эту Жюльет, она показалась ему миловидной и бойкой, лет сорока, и он решил, что она вряд ли заинтересуется старым полицейским. Пусть даже еще красивым, если верить тому, что люди говорят. Сам он никогда не понимал, что красивого другие находили в его лице. Слишком худое, кривоватое, недостаточно правильное на его вкус. Он бы в такого ни за что не влюбился. А вот другие влюблялись, и нередко. Он умел извлекать из этого выгоду, когда служил в полиции, не говоря уж об остальном. Но, бывало, попадал в переделку. Арман Вандузлер не любил вспоминать о неприятном, особенно о своей отставке. А за последние пятнадцать минут это случилось уже дважды. Все потому, что он снова сменил жизнь, место и окружение. А может, потому, что в рыбной лавке столкнулся с близнецами.

Он подвинулся, чтобы переставить свою корзину в тень, и тем самым приблизился к Восточному фронту. Проклятье, почему это пришло ему в голову? Надо было всего лишь стеречь, не появится ли соседка слева, и заняться рыбой для троих копателей траншеи. Да, ему случалось наломать дров. С кем не бывает? Ладно, он часто поступал как последний засранец. Особенно с ней и ее близнецами, бросил их в один миг, без зазрения совести. Близнецам было по три года. А ведь он дорожил Люси. Даже обещал, что останется с ней навсегда. Но не остался. Смотрел, как они уходят вдаль по перрону. Вандузлер вздохнул. Медленно поднял голову, отбросил назад волосы. Теперь мальчишкам должно быть по двадцать четыре. Где-то они сейчас? Ну и дерьмо. Свинство. Далеко, близко? А она? Нечего и думать об этом. Какая разница? Любовь, как сорная трава, растет повсюду, нужно лишь нагнуться, чтобы сорвать любую. Не все ли равно? Вранье, будто одна любовь может быть лучше других, вранье. Вандузлер поднялся, взял свою корзинку и подошел к саду Жюльет, соседки с Востока. По-прежнему никого. А не заглянуть ли ему подальше? По его сведениям, она держит ресторанчик «Бочка» через две улицы отсюда. Вандузлер отлично умел готовить рыбу, но ведь спросить рецепт ничего не стоит. Что он теряет?

Три землекопа были вымотаны до такой степени, что поедали рыбу, даже не замечая, что это каменный окунь.

– Пусто! – сказал Марк, наливая себе вина. – Совершенно пусто! Невероятно. Мы уже закапываем яму. Вечером закончим.

– А чего ты ждал? – спросил Матиас. – Думал, там труп? Ты всерьез этого ждал?

– Ну, чем больше я думал…

– Вот и нечего было думать. Мы и так достаточно думаем, сами того не желая. Под деревом ничего нет, вот и все.

– Точно? – спросил Вандузлер приглушенным голосом.

Марк поднял голову. Он знал этот приглушенный голос. Значит, крестный снова думал, о чем не следовало, раз ему не по себе.

– Точно, – ответил Матиас. – Тот, кто посадил дерево, вырыл не слишком глубокую яму. В семидесяти сантиметрах от поверхности почва осталась нетронутой. Нечто вроде культурного слоя конца восемнадцатого века, как и сам дом.

Матиас вынул из кармана забитый землей обломок трубки из белой глины и положил его на стол. Конец восемнадцатого века.

– Вот, – сказал он, – для любителей. София Симеонидис может теперь спать спокойно. А ее муж бровью не повел, когда мы сказали, что будем копать у него в саду. Спокойный человек.

– Возможно, – сказал Вандузлер. – Но в конечном счете это не объясняет появления дерева.

– Вот именно, – подхватил Марк. – Не объясняет.

– Да плевать на дерево, – возразил Люсьен. – Может быть, его посадили на спор или что-нибудь в этом роде. У нас есть тридцать тысяч франков, и все довольны. Закапываем яму, а в девять часов вечера ложимся спать. Отход на тыловые позиции. Я смертельно устал.

– Нет, – сказал Вандузлер. – Сегодня вечером мы выходим в свет.

– Комиссар, – сказал Матиас, – Люсьен прав, мы выдохлись. Выходите сами, если хотите, но мы пойдем спать.

– Придется сделать усилие, святой Матфей.

– Меня зовут не святой Матфей, черт возьми!

– Конечно, – согласился Вандузлер, пожимая плечами, – ну и что с того? Матфей, Матиас… Люсьен, Лука… что так, что эдак. А мне приятно. На старости лет я окружен евангелистами. Где же четвертый? Да нигде. Что же получается?… Машина о трех колесах, телега о трех лошадях. Правда забавно.

– Забавно? Потому что она опрокинется в канаву? – спросил Марк раздраженно.