Лизетта очень хотела еще одного ребенка, но не готова была растить его в одиночестве. Она собиралась поговорить с Люком о полноценной семейной жизни, однако эта тема требовала деликатного подхода.

Зима выдалась снежная, долгая, весна запаздывала, и Лизетта с нетерпением ждала наступления теплых солнечных дней. Несмотря на мирное время, политическая обстановка в Англии оставалась напряженной. Впрочем, ожидалось, что к концу года Черчилль станет премьер-министром, и ситуация изменится к лучшему.

Основные продукты питания все еще выдавали по карточкам, хотя нормирование понемногу отменяли, в свободной продаже появились консервированные фрукты и печенье, что несколько поднимало настроение. Лизетта привыкла жить скромно, но мечтала о том, чтобы Гарри рос, не ведая лишений, а с лица Люка не сходила радостная улыбка.

Муж по-прежнему что-то скрывал от Лизетты. Она подозревала, что именно эта тайна мешает ему наслаждаться жизнью. Тайна касалась происшествия в Л’Иль-сюр-ла-Сорг, была как-то связана с гестаповцем, фон Шлейгелем. Тот день стал роковым в судьбе Люка и Лизетты, но не объединил, а странным образом разделил их. Лизетта вспомнила, как ее стойкий, храбрый, несгибаемый муж сотрясался в безмолвных рыданиях. Люк наотрез отказался признаться ей в том, что произошло. Лизетта не настаивала, предпочитая забыть о прошлом. Ей хотелось только одного: создать прочную семью.

Люк предпочитал страдать в одиночестве, считая, что Лизетта не замечает его душевных мук. Похоже, он забыл, что интуиция и проницательность помогли его жене вести успешную агентурную деятельность на оккупированной территории Франции.

Лизетта вздохнула и проверила жаркое. Дом наполнили аппетитные ароматы.

В последние дни Гарри приболел, и Лизетта не без труда уложила его в постель: он надеялся первым встретить отца на пороге. Гарри был очень похож на Люка – копна золотистых волос, заразительный смех. Мальчик любил играть с отцом, и Лизетта надеялась, что сын поможет вернуть Люку веру в будущее и любовь к жизни. Ни у кого не оставалось сомнений в трагической судьбе приемной семьи Люка. Его родные, скорее всего, погибли в концентрационном лагере. Четыре года назад Нюрнбергский трибунал вынес смертные приговоры десяткам нацистских преступников, и весь мир узнал об ужасах фашистского режима и о массовом уничтожении людей в газовых камерах. Лизетта подозревала, что этой участи не избежали и сводные сестры Люка.

Она тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли. Вдали показался знакомый силуэт: Люк уверенно взбирался по тропе, закинув на плечо вещмешок. Шесть ярко начищенных латунных пуговиц блестели на кителе, сверкала медная бляха на фуражке. Досужие соседки наверняка обсуждали странного француза, который зачем-то карабкался по крутым склонам, как ненормальный, тем не менее, при случае пытались с ним заигрывать.

Люк уже почти подошел к дому. Сердце Лизетты радостно забилось. Солнце клонилось к закату, но сумерки еще не наступили. В воздухе ощущалось приближение весны.

Предыдущие жильцы оставили в доме бойкого фокстерьера по кличке Малыш. Песик привязался к Люку, который любил обращаться к нему по-французски. Вот и сейчас, заслышав приближение хозяина, пес с заливистым лаем выскочил на порог.

Люк вошел в дом, вытер ноги о коврик у входа и опустил на пол вещмешок.

– Bonjour, mon ami, ça va?[2]

Фокстерьер восторженно подскакивал у ног Люка и радостно повизгивал.

– По-английски, пожалуйста, – шутливо прикрикнула на мужа Лизетта, хлопоча у плиты.

Люк снял китель и фуражку, аккуратно повесил их на вешалку в прихожей и подошел к жене. Она улыбнулась и высыпала горох в кастрюлю кипящей воды. Люк ткнул ся холодными губами в шею жены, защекотал колючей бородой.

– Малыш предпочитает общаться по-французски, – пробормотал он. – А у тебя как дела?

– Теперь прекрасно. Мне тебя очень не хватало. – Она обняла мужа и подставила ему губы для поцелуя.

Люк сжал ее в объятьях. Сердце Лизетты переполнилось любовью и нежностью к мужу. Она чуть отстранилась и шутливо потерла шею.

– Тебе не помешает побриться, – заметила она, снимая с него галстук.

Щеки Люка горели румянцем от прогулки по холоду, золотистые волосы растрепались. Даже после семи лет совместной жизни Лизетта по-прежнему страстно любила мужа. Он был в хорошем настроении, его не тяготили думы о прошлом. Она нежно поцеловала его и подумала, что сегодня ей не понадобится ночная рубашка. Люк заметил игривый огонек в глазах жены и вопросительно изогнул бровь.

– Не спеши, – хихикнула Лизетта и предупредила: – Сейчас Гарри проснется. Ему с утра нездоровилось.

Люк шутливо поморщился.

– Ох, как вкусно пахнет! – Он притянул ее к себе и жадно прошептал: – Но ты пахнешь вкуснее.

Лизетта поглядела на стенные часы и поспешно отстранилась.

– Иди переоденься и побудь с сыном, а я на стол накрою.

Она занялась жарким, сдерживая желание прильнуть к мужу и ни на секунду не расставаться с ним.

– А кофе какой ароматный! – крикнул Люк из комнаты, хотя пахло жутким цикорным напитком.

В небольшом домике легко было переговариваться, находясь в любой из четырех комнат, заставленных мебелью, что досталась Лизетте в наследство. Родители всегда мечтали поселиться в Суссексе, но автокатастрофа во Франции трагически оборвала их жизни. Характер двадцатилетней Лизетты сформировался под влиянием этой безвременной смерти: девушка стала независимой и самодостаточной и с необычайной серьезностью относилась к окружающему. Однако сейчас, после войны, ей хотелось радости и буйства красок, общения с друзьями и участия в жизни городка.

– Сегодня такой славный денек! – заметил Люк. – Вы гулять ходили?

– Да, ненадолго. Не хотелось держать Гарри на холоде. А еще я связалась с институтом и отправила в «Геральд» свою статью. И знаешь еще что?

Люк, одетый в домашнее, появился на пороге кухни.

– Qu’est… – начал он, но тут же перешел на английский. – Что?

– Мне предложили работу, – с гордостью заявила Лизетта. – В двух местах.

– Работу? – недоуменно переспросил он.

– Да, в ларьке на пристани, – кивнула она, протягивая мужу чашку цикорного кофе. Лизетта с опаской начала этот разговор, не зная, как Люк отреагирует на ее желание подыскать себе занятие. – Миссис Эванс ищет продавщицу на полставки. Наступают теплые деньки, посетителей будет больше. – Она заметила ошеломленное лицо мужа и торопливо добавила: – Хотя мне больше нравится работа официантки в отеле «Гранд». Мне все советуют туда обратиться, у меня же есть опыт работы в лондонской кофейне «Лайонс».

– А как же Гарри? – удивленно сказал Люк.

– Если устроюсь к миссис Эванс, то буду брать его с собой. А если возьмут в «Гранд», то найму няню. Миссис Динкворт с удовольствием за ним присмотрит. Вдобавок, через полгода Гарри пойдет в детский сад… Пей кофе, остынет.