— Прежний-то королевич тоже все цветочки любил, — небрежно изрек Михась.

— Так уж и любил? — усмехнулся Стешка, пристраивая цветы в петлице контуша.

— Верно говорю, — замахал головой господарев денщик.

— Баловень, чего с него возьмешь, — озорно повел бровью новый Стефан.

— Сам ты баловень, а он образованный, бражку без тоста не употреблял, — напускно обиделся Михась, и оба тут же расхохотались.

Дубрава сменилась сосновым бором. Маслянистый тягучий воздух заполнил легкие, навевая дремоту. Кони шли смирно, даже лениво, всадники тихо переговаривались, расслабленно откидываясь в седлах. До Яворова края еще несколько дневных переходов, и опасаться пока было нечего. Тем не менее Стешка прислушался к опытным старым воинам и отправил вперед себя разведку, ну так, на всякий случай, мало ли что там, за рыжими стволами хвойных великанов.

— Ты бы, новый хозяин, сбрил свой хохолок, — указал Михась на развевающийся на ветру богатый оселедец, — пока едем, успело бы хоть чуть волосье отрасти, чего местных голым черепом пугать. Они такого отродясь не видали.

— Вот еще, — ревниво пригладил любимый пучок волос Стефан, — столько растил, и сбрей. Переживут и лысого господаря, не убудет.

— Да ты же не похож, — зашептал ему на ухо Михась, — уж там небось им королевича-то описали, каков из себя, другого ждут.

— А приеду я, отстань, — отмахнулся Стешка, поводя плечами, богатый зеленой парчи контуш был ему слегка тесноват и странновато смотрелся с казачьими шароварами и холщевой свиткой.

— Не везет мне с хозяевами, — проворчал денщик, тяжело вздыхая.

Дорога, петляя между мачтами деревьев, повела под гору. До ушей путников стал доноситься равномерный рокот неведомого существа, затаившегося где-то там, внизу: хлопок, шипение, тишина, хлопок, шипение, тишина.

— Что это? — окликнул Стешка проводника, немногословного охотника лада.

— Море, господарь, — с поклоном отозвался тот.

И в подтверждение его слов над вершинами сосен с резкими криками пронеслась чайка.

Стефан Рубака был сыном алеющих маками широких степей. Сердце отзывалось на покрытые желтыми огоньками бузины предгорные холмы, поросшие кряжистыми вербами балки и узкие ленты рек. Моря он никогда не видел, представляя его огромной серой бескрайней лужей, а тут…

Тут его встретила слепящая искрами играющая стихия. Гонимые ветром лазоревые волны ловили солнечные блики и швыряли их на белый песок. Хотелось крикнуть: «Э-ге-гей!» И Стефан крикнул, продирая голос, поймал ртом фонтаны брызг, рассмеялся. Море сразу пленило степного паренька.

— Привал! — отдал он приказ, быстро разуваясь и погружая ноги в ледяную воду.

Казаки, ухмыляясь восторгам молодого господаря, начали разбивать лагерь.

— Ишь, господарик-то наш, расшалился, — косились они на швырявшего в волны камешки Стешку.

— Не так-то и не похож, дури тоже на двоих хватает, — опять с легким осуждением покачал головой Михась, подбирая валявшиеся на песке господские сапоги.

Загребая пальцами песок, Стефан побрел вдоль прибрежной полосы. После холодных волн северного моря песчинки приятно грели ступни. «Благословенный край. Живи да радуйся. Места всем бы хватило. Зачем в глотку друг другу цепляются?» — прилетела странная мысль. И словно невидимая рука подбросила ответ прямо под ноги. Стефан скинул тесный с чужого плеча контуш, зажав его под мышкой, наклонился, подбирая угловатый камень, поймал гранью солнце — камень засиял теплым медовым светом. Янтарь. Главное богатство Яворова края. Всем надобен: крулам, ладам, альтам. Камень, украшающий мир, но разжигающий алчность. Не ради него ли король Богумил послал родного сына привести яворов к повиновению?

Стефан постоял несколько мгновений, разглядывая диковинную вещицу, а затем спрятал в кошель, авось пригодится.

Разведчики явились к концу обеда, когда отдохнувшие воины уже седлали коней.

— Чего там? — поманил пальцем одного из них Стефан.

— Никого, как вымерло все.

— Так это хорошо, — не понял тревожного выражения лица доброхота господарь.

— Тихо, как-то слишком тихо. Зверья совсем нет, и даже птицы молчат, — отчего-то перекрестился крепкий жилистый парень.

— Так может гроза будет, — задрал голову в безоблачное небо Стефан.

— Не ведаю, господарь.

— Поглядим, — прищурил кошачьи глаза Стешка Рубака, оглаживая лысый затылок. — По коням! — а голос у него оказался зычным, властным, со сталью. И откуда что взялось? Чем больше Михась приглядывался, тем больше удивлялся: то дите дитем — камешками играется, а то зыркнет на тебя наглым взглядом, и как-то нехорошо становится, чего ждать, не знаешь. «Ох, чую, хлебнем мы с этой затей», — ворчал денщик про себя, недовольно фыркая.

Проехав несколько верст вдоль побережья, отряд стал заворачивать снова к лесу. Только это был уже не приветливый сосновый бор, а мрачный черный ельник, плотный, задерживающий в кронах солнечный свет и оттого делающий серым даже яркий весенний день. И здесь действительно царило давящее на уши безмолвие. Воины невольно напряглись, проверяя оружие. Как-то сами собой в таких местах появляются мысли о засадах и лесных разбойниках. Вроде и дозорные все успели прочесать, да все ж тревога не покидала.

— Долго ли в потемках ехать будем? — спросил проводника Стефан.

— До вечера точно, — отозвался угрюмый охотник.

Стефан не любил закрытых и молчаливых людей, предпочитая тереться среди говорливых шутников и балаболов. Этот проводник одновременно был со всеми и все же держался особняком, но не равнодушно жил своей внутренней закрытой жизнью, а наблюдал с легким прищуром за Стешкиными казачками, как наблюдает любопытный мальчишка за суетливым муравейником. Иссушенное загорелое до черноты лицо, тощее тело с выпирающими лопатками и непропорционально-длинные руки позволяли Генусю сливаться со стволами частого леса и появляться незаметно за спиной, что просто выводило Стешку из себя. Провожатый не внушал ему доверие, но ясновельможный пан Ковальский уверил, что этому Генусю можно доверять, приходилось верить на слово.

Плавно начало смеркаться, но лес не только не расступился, а, казалось, стал еще гуще, темнее и непроходимей. И только стелящаяся под копытами тропинка раздвигала деревья, открывая такую же мрачную даль.

Странное существо появилось неожиданно. Сначала сильно встревожились кони, стали рвать узду, нервно ржать и взбрыкивать. Всадникам пришлось приложить немало усилий, чтобы не вылететь из седел. Потом в отдалении на тропе что-то зашевелилось, что-то большое.

— Медведь там, что ли? — предположил кто-то из воинов.

— Здесь медведи водятся? — поинтересовался Стефан у Генуся.

— Само собой, только это не медведь. Не похож, — охотник напряг глаза, пытаясь рассмотреть, что же там, впереди.