– Их, вроде, запретили, казино-то…

– Олечка, – снисходительно глянул на меня Василий, – в нашей стране ничего нельзя запретить. Вот посмотри на меня. Что мне можно запретить?

– Ну да, – сказала я, – и собака у вас очень натренированная.

– О, Бу – это великая охотница. У нее есть даже диплом по барсуку!

– О!!! По барсуку! – с почтительный придыханием произнесла я.

Диплом по барсуку считался высшим достижением таксы. Лиса, хоть и хитра, но пасть у нее малюсенькая – покусает разве что. А вот барсуки бошки-то таксам откусывали, и не раз. Среди таксятников даже ходили страшные истории о том, что по весне, к началу охотничьего сезона по городу ездят специальные похитители такс. Охотнику-то, дескать, свою таксу жалко в нору пускать, вдруг там барсук, а не лиса, ведь никогда неизвестно, кто именно. Так вот они, охотники эти злобные, пускает вперед чужих, ворованных собак. Скорее всего, страшные эти истории про похищения были сказками. Однако считалось: если такса побеждает барсука – она достигает совершенства.

– Да, – гордо подтвердил Василий, – по барсуку!

– А есть ли тогда у нее охотничий билет без права охоты? – робко спросила я.

– А как же, – довольно кивнул Василий, – чего только я не делал, чтобы его получить для своей Бу! Как только они надо мной там, в своем кинологическом обществе не изгалялись, крючкотворы. Но я выдержал. Я ведь хотел сначала за бабки Буби охотничий билет купить. Но собачники, что ты, грудью встали: мы, говорят, за чистоту породы боремся. Это вам тут не дворянское собрание, титулы за деньги покупать, и графьям на крестьянках жениться! Здесь кинологический клуб! Потомки нам не простят, если мы утеряем рабочие качества породы в процессе эволюции! Короче, год на притравку таскался – все по чесноку. Пусть у собаки все будет, что положено! Без базару!

– Да, – решительно поддакнула я, – я вот тоже так думаю.

Мы уже въехали в город, двигались в плотном потоке машин, часто выезжая на встречную полосу для обгона.

– А теперь, – вдруг сказал Василий, – возьми собак на руки, держи их крепко и пристегнись – поедем быстро.

Я заозиралась, но ничего не заметила такого, что источало бы опасность. Но – если тебе не понятно то, что происходит вокруг тебя, слушай всегда того, кто все понимает и на данном этапе готов принять решение. Если, конечно, между вами есть доверие. Благоразумно рассудив таким образом, я дотянулась до ремня безопасности, висящего со стороны водителя, пристегнула сначала Василия, как наиболее ценного члена экипажа, перегнулась назад, подтащила с заднего сидения сумки, в которых безмятежно спали таксы, водрузила сумки на колени и пристегнулась сама.

– Можно спросить, кто за нами гонится? – все же решилась я поинтересоваться минут через десять.

Даже суперустойчивый джип не мог амортизировать неровности дороги, по которой несся с безумной скоростью, нарушая все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения. Оставалось загадкой, как это мы еще до сих пор ни в кого не врезались, никого не сшибли, не задавили и сами не разбились. Собаки упорно норовили вылезти из сумок, так что мне было довольно сложно удерживать их.

– От ментов скок даю, – процедил сквозь зубы Василий, – а может, и не от ментов. Одна хренотень – не хочу встречаться сегодня ни с кем. Имею право? Незарегистрированный пистоль при мне. Взял, как дурак, пострелять хотел в лесу, потренироваться, этот говнюк все планы мои порушил со своими замечаниями. Буби, вишь, ему моя не понравилась! Козел! Голову убери.

Только теперь я обратила внимание на удручающе близкое завывание сирены, а совет Василия пригнуться совпал по времени с появлением на заднем стекле небольшой дырочки в окружении эффектно смотрящихся лучей-трещин.

– Если мы сможем от них оторваться, – сказала я, которой вовсе не улыбалась перспектива быть пристреленной во цвете лет, – вы нас с собаками высадите где-нибудь. И пистолет ваш давайте, я его к себе в сумку положу. А потом я вам его верну.

Василий кивнул:

– И, знаешь, мне, наверное, придется пропасть на некоторое время. Так мне кажется. Какие-то проблемы, чувствую, у меня.

Я тоже это чувствовала. Машину заносило на поворотах, а визг тормозов сливался с визгом с трудом выскакивающих из-под наших колес прохожих.

– Давай договоримся, через два часа в кафе у Таганки. Знаешь, у церкви, стеклянное, передашь пистолет моему корешу. Он подойдет к тебе, скажет: я от Васи Сугроба.

– Отлично, – сказала я, хотя не только отличного, но и ничего хорошего во всем этом не усматривалось. – А как он меня узнает?

– По Буби. Пароль – Буби. Вон, возьми в бардачке борсетку мою. Ты в нее не заглядывай – на всякий случай. Меньше знаешь, лучше спишь, в натуре. Поняла? Борсетку корешу моему и отдашь, в ней пистоль и лежит. А Буби… Буби тоже ему отдашь. Он, правда, в собаках ничего не понимает абсолютно.

– Тогда, может быть, Буби поживет пока у нас? – пожалела я животное.

– Спасибо тебе, – Василий расчувствовался, на секунду отвлекся от дороги и едва успел вывернуть руль, чтобы не врезаться в придорожный магазинчик, – спасибо. Ты настоящий друг. И если что, Бу мою не бросай. Гуляй с ней два раза в день, не больше. Рыбу она не ест. Консервами тоже не трави…

Возможно, я смогла бы получить более подробные инструкции по поводу содержания Буби, но только, видимо, Василию удалось все же оторваться от преследователей. Джип круто затормозил, и я пришла в себя посреди незнакомого двора с двумя таксами на поводке, с небольшой кожаной борсеткой и с неясным чувством тревоги, впрочем, небеспричинной.

Ровно через два часа я сидела в стеклянном кафе, и Буби смиренно примостилась под столиком, привязанная для сохранности к его ножке, а борсетка Василия конспиративно лежала в неброском целлофановом пакете.

Поскольку Антон должен был быть дома, я не стала заходить домой. Не объяснять же ему, в какое идиотское положение я попала. А ведь он предупреждал! Правда, Антону в голову не могло прийти, до какой степени ситуация будет идиотской. Тем более не хотелось Антона волновать. В конце концов, я сейчас отдам собаку и оружие другу Василия и явлюсь домой, как ни в чем не бывало!

А Матильду я пока отвела к Поли. Появившись у нее на пороге с двумя таксами, смущенно залепетала:

– Скажи, пожалуйста, Поли, э-э, ну, в общем, как бы тебе сказать, э-э-э… То есть не подумай чего-нибудь…

– О тебе что ли? – уставилась Поли на меня, пунцовую от смущения. – Что о тебе можно подумать?

– Ну, мало ли… Вот если я попрошу тебя оставить у себя на час-другой Матильду. Только не говори об этом Антону, пожалуйста. Может быть, тебе покажется странным…

– Что может быть странного в твоей жизни? – Пожала плечами Поли. – Ты конченый человек. И не надейся.

Через стеклянную стену кафе была видна улица. Я размышляла о новом для меня ощущении охотничьего азарта, о том, что Матильда, конечно же, развращена диванной жизнь, но если бы Мотя была более воинственной, она не была бы уже такой нежной и трепетной. Нет совершенства в подлунном мире!