был, полгодика только. Вернулась, а ребёнок-то не её лежит. Какой-то весь лохматый. Плакала мать, кричала, вернуть уже никак нельзя. Надо было, когда уходила, нож в ножки-то ему положить. А когда подменят – уже не вернёшь. Стала она потом этого подменыша нянчить, растить. Он маленько подрос, как начал бегать – убежал, за печку спрятался. Там и жил, не выманить было. Ему туда еду и подавали. Весь лохматый, маленький, на зверька похож. Глазки маленькие, чёрные, в темноте горят, а носик вострый. Не разговаривал, когда есть просил, мычал только. А когда пять лет ему исполнилось, убежал в лес. Больше его и не видели» (см. [Голубкова 2008: 292]).

Вероятно, в образе сороки-оборотня сохранились древние языческие представления об этой птице, как проводнике между миром живых и мёртвых. Этим объясняется её связь с младенцами и беременными женщинами, то есть теми, кто находится на границе между двумя мирами. Именно поэтому единственным средством предохранения младенца от сороки считалось железо, а не христианские символы. В быличке похищенному мальчику было полгода, то есть, его уже окрестили, но это не помешало сороке совершить подмену. А главным средством защиты для беременных являлся мужской пояс, то есть, оберег, символ мужской силы.

Финны также верили, что подмены можно избежать, если беременная женщина будет выходить со двора, надев пояс мужа. Мужской пояс, как и в русской традиции, предохранял от злых сил. Кроме того, беременной женщине не следовало спать на спине или одной в постели.

Балтские легенды о подменышах практически не отличаются от финно-угорских и славянских. В литовском фольклоре маленьких детей воруют лаумы (существа, напоминающие европейских эльфов). Взамен похищенных младенцев лаумы оставляют своих собственных детей или делают из соломы и прутьев кукол, заколдовывают и кладут в колыбели. Вот как об этом рассказывается в сказке «Подкладень лаум»:

«В старину в наших краях лаум было видимо-невидимо. Лаумы, покуда хозяйки в поле, по домам хаживали: детей обмоют-обстирают, и напрядут, и наткут… Чуть хозяйки с поля домой, лаумы – шасть за порог. Да только не все добрые, попадались и злые лаумы. Те, случалось, детишек у людей таскивали. Украдут ребёнка, а вместо него подложат снопик соломенный, а тот оборачивается живым лауменышем. Люди, о том не ведая, растят его, как своё дитя. Подрастёт подменыш – и в лес к лаумам удирает.

Как-то раз ночевал батрак в горнице. В полночь заявились лаумы. Утащили из колыбели хозяйское дитя да принялись снопик из соломы вязать, а ребёнка покуда на постель рядом с батраком положили. А как связали сноп – ну препираться, кому его в люльку нести. И той и другой боязно. Вот и пошли они вдвоём, а дитя в горнице оставили. Только лаумы за порог – батрак взял да и накрыл дитя своим одеялом.

Возвращаются лаумы; туда-сюда – нет ребёнка! Так и ушли с пустыми руками.

Встал утром батрак и спрашивает хозяев, где, мол, дитя. Те отвечают – спит. Батрак скорее к колыбели, одеяло откинул, хозяева глянули, а там подкладень, сноп соломенный, что лаумы ночью вязали. Уж и голова начала прорастать из этого помела. А как голову подкладню отрубили – из соломы аж кровь брызнула! Кабы не поспели вовремя, не доглядели бы, обернулся б сноп соломенный живым лауменышем. В старину лаумы всегда так плодились» [Цветок папоротника 2010: 14-15].

Довольно жуткая подробность о брызнувшей крови наводит на печальные размышления о загубленных детях, заподозренных в том, что они не люди. В другом варианте этой сказки средство избавления от подменыша подсказывает священник, хотя сама постановка вопроса: уничтожить подменыша, пока он не стал по-настоящему живым, смахивает на ересь. Ведь никто, кроме бога, не способен сотворить жизнь. Однако, такое противоречие совершенно не смущало ни священника, ни его паству.

По мнению литовцев, подменыш живёт не более десяти или двенадцати лет, постоянно остается недоростком (карликом) и имеет огромную голову, которую не в состоянии держать прямо. Пока ребенок не окрещён, литвинки, опасаясь подмены, не гасили по ночам огонь возле постели роженицы. Чаще всего лаумы являлись воровать детей по четвергам, потому в этот день следовало с особенною заботливостью оберегать новорожденных младенцев.

Избавиться от подменыша и вернуть настоящего ребёнка было сложно или вовсе невозможно, поэтому существовало множество правили и запретов, направленных на предотвращение подмены. По поверьям южных славян, детей подменяли чаще всего у тех матерей, которые не соблюдали запретов, предписанных беременным и роженицам, а так же у женщин, которых во время беременности проклинали мужья. Существует ряд быличек, в которых женщины рожали «чертенят», после того, как мужья говорили нечто вроде: «а хоть чёрта роди, мне всё равно». Кроме того, бытовало поверье, что подменыш может родиться у женщины, которая сама призвала во время беременности нечистую силу. Так в корреспонденции Тенишевского бюро из Череповецкого уезда сообщается, что «крестьянка родила чрезвычайно уродливого ребёнка – лицо там, где затылок, одна нога много короче другой, на ступнях нет пяток и пальцев, руки без пальцев, как лопаточки. Причину рождения урода объяснили так: во время беременности женщина похабно ответила на вопрос матери: «А рожу какого ни на есть чертёнка» (см. [Мазалова 2001: 96]).

Поскольку самым опасным периодом считались роды и последующее время до крестин, роженицу и ребёнка старались не оставлять одних, а во время родов соблюдали множество правил. У вепсов женщины предпочитали рожать в хлеву, а не в бане, поскольку именно банный дух чаще всего подменял ребёнка. Перед родами женщина обращалась к духам-хозяевам хлева или того места, где собирались рожать, с просьбой разрешить занять место и не подглядывать, поскольку рождение ребёнка – таинство. Если не спрашивать разрешения, духи могут обидеться и подменят младенца в момент появления на свет (см. [Винокурова 2015: 332]).

В России баня тоже считалась опасным местом, но женщины довольно часто рожали именно там. При этом в баню приносили икону, а при роженице неотлучно находились родственницы или повитуха. Если повитуха непременно должна была отлучиться, она оставляла, благословясь, в углу голик или посох, заставляя его беречь рожаницу и ребёнка. Интересно, что голик, то есть, веник из голых, без листьев прутьев, применяла и нечистая сила, подкидывая его вместо ребёнка. Возможно, обережное значение голику придавали особые слова (заклинание или благословение), в противном же случае нечистая сила могла использовать этот обычный в хозяйстве предмет для своих целей, тем более, что веник в русской народной традиции связывался с домовым. Особую силу получал веник, сделанный из орешника, берёзы и рябины – именно эти деревья считались надёжными