опутанные сетями стандарта IMT2020/5G, изымут из бытия нашу субъектность. Мы будем обнаруживаться в пространстве только в том случае, если тот же Yandex или подобная система выдаст нас в результатах поиска. В противном случае мы будем ампутированы, отключены, перестанем существовать как цифровая данность. А места для другого типа бытия становится всё меньше.

Эту тенденцию уловил и обозначил Митчелл: «В кочевом электронном мире я становлюсь двуногим терминалом, ходячим IP-адресом, а может, еще и беспроводным маршрутизатором в импровизированной мобильной сети. Отныне я вписан не в витрувианскую окружность, а в расходящиеся от меня круги электромагнитных волн». Современный город — масштабная экспериментальная площадка второй волны технизации Homo, биологическая природа которого окажется музейным экспонатом грядущего постчеловеческого.

Уже сейчас мы переживаем необратимые метаморфозы. Мы стали биологическим придатком сетей, которыми напичкана городская топография. Ошеломительный прогресс кибернетики и практически квантовые скорости передачи информации предопределили наступление сингулярности, за пределами которой человек не только будет сплетен сетями, но и проникнет в них (или они поглотят его), образовав таким образом глобальное виртуальное пространство. Время новой тотальности — гипермира, где дистанция между естественным и сконструированным отсутствует, наступит так же внезапно (опять же, по историческим меркам), как и смартфоны потеснили трубки с полифонией.

На фоне масштабов технизации человека и киборгизации городского пространства, вопрос «как остаться человеком?» из плоскости отвлеченного философствования приобретает вполне практический характер. Главное в этом случае, чего хотим мы: будущего для нас или будущего без нас?

2. Симбиотический город

Призрачное электричество города противоречит идее жизни. Его объекты — мёртвая материя. Живыми их решили видеть мы, для чего наполняем форму содержанием, проникающим глубоко в ткань времени, навязывая тем самым темпоральность как универсальное свойство живого каждому квадратному метру городского пространства.

Города голографически отражают то, что мы мыслим о самих себе. Мы бесконечно возводим здания, повинуясь бессознательному влечению увидеть себя во внешнем как объективную реальность. Города — это выражение того, что управляет нами. Геометрическая проекция нашей внутренней непознаваемой сущности. Чтобы быть познанной, она должна быть проявлена в мире, обрести лаконичную и понятную форму стать городом.

Цель существования города — развитие через поглощение пространства. Непрерывная экспансия материи, наполненной нашим субъективным пониманием живого, гарантирует нам безопасность от вторжения в "мир-для-нас" пугающих феноменов "мира-без-нас", природы, от которой мы старательно отгораживаемся, допуская только её выхолощенные фрагменты в виде парковых зон. Конечно, эта защищенность — иллюзия, но мы закрываем глаза на то, что некоторые города, по нашей воле или по вине стихии, оказались во власти тех сил, что представляют "мир-без-нас", если не "мир-против-нас". Мы наивно убеждены, что города вечны.

Оставить город на растерзание темным силам природы, видеть как он ветшает, задыхается, покрывается трещинами и, в конце концов, превращается в руины должно быть одно из самых катастрофических событий в жизни каждого человека. Ведь Каждый молекулярно связан с городом, напитывает его своей энергией и дает ему жизнь.

Поэтому мы поддерживаем экспансию материи города вплоть до полной ликвидации мира, способного обходиться без нас. Существование такой реальности под боком доставляет нам серьезный дискомфорт.

Разумеется, тотальная симбиотический связь городской инфраструктуры, цифровой, прежде всего, и биологического вида, то есть каждого из нас, — это в большей степени футурологический прогноз, чем повседневная данность. Однако вектор развития цивилизации, особенно диффузия трансгуманистической и традиционной этики, говорят о том, что город как организм, возможно надбиологический, не настолько фантастическая идея, насколько могло показаться на заре цифровых технологий.

Если опираться на динамику экспоненциального развития компьютерных технологий, то к 2040-м годам (по прогнозу футуролога Курцвейла) не биологический разум будет на порядок мощнее биологического. Таким образом, город превратится в сетевое разумное существо, которое в конечном счёте охватит, поглотит Землю.

Возникает вопрос относительно нашей свободы, да и нашей роли вообще, в таких городах. Не станут ли они, в конечном счёте, пространством постчеловеческого, то есть того же «мира-без-нас»?

3. Пластика

Красота сокрыта там, где ей априори не место. Посмотрите на современный город как бы сверху, с высоты птичьего полета. Стекло. Изгиб. Сталь. Рёбра бетона. Цепкая арка моста. Метро тяжело дышит, проглатывает человека за человеком. Лезвия ступеней. Зеркало. Мрамор.

Зумируем. И вот уже что-то улавливается, становится понятней в этом нагромождении бетона. Итак, красота — это как раз математическая точность построек, динамика множества точек, образующих завершенные фрагменты пространства, а полихедроны мегаполисов — проекция наших представлений об идеальном.

Мы пристрастились к геометрии, как только покинули пещеры и построили первые жилища из глины и соломы. Вдохновленные природой, мы воплотили ее позже в каменных зданиях и, в конечном счёте, превзошли её в совершенстве линий современной архитектуры.

К живой природе нам было сложно приспособиться. Земля то и дело пыталась уничтожить нас как бактерию, вирус, чужеродный организм. Мы нуждались в доме, безопасности, покое. И появились города.

Современная городская агломерация — творение вопреки живой природе. Выражение ее отрицания. Компенсация комплекса брошенности. Всё построенное нами — есть утверждение воли к жизни. Подобную волю проявляет младенец, оставленный матерью.

В доказательство того, что мы состоялись, мы подняли с земли камень — мёртвое — и оживили, наполнив смыслом его существование в формах архитектуры. Мы выплавили сталь и также оживили её, превратив в скелеты платонических тел зданий. Мы вдохнули жизнь в стекло. Теперь оно отражает свет отрекшегося от нас мира.

Мы заставили мёртвое танцевать, придали ему динамику, изменение, развитие, идею. Геометрия наших городов дразнит танцевальным ритмом. Они резко меняют размеры, темп; могут броситься из монотонности в вакханалию трёхмерных структур.

Однако мы вовсе не собираемся отрекаться от Nature. Живая природа — обитель, куда вечны наши возвращения. И геометрия городов пластична. Происходит её переосмысление по мере того, как мы взращиваем свою внутреннюю опору — имманентную природу. Должно быть будущее за вальсирующими изгибами, криволинейными фасадами, овальными и круглыми комнатами, зигзагами ходов; может, плавными лабиринтами как проекции Неба.

В любом случае, завтрашний мегаполис станет противопоставлением сегодняшним техно-перпендикулярам, которые эстетам представляются террором прямых углов и безупречных линий.

Геометрия городов приобретает новое, неведомое нам звучание, едва мы заново прикоснемся к живому. Сейчас урбанистическое пространство имеет форму. Завтра оно приобретает содержание, станет почти идеальным, синхронизированным с языком природы.

4. Экспансия синтетики

Урбанистический рост сегодня — это периферийное расширение с захватом территории у Nature. В городах живая природа (правильней сказать — дикая, естественная) не находит себе места ровно так же, как и мы своё в бесплодных пустынях. Мы готовы принимать либо полностью замещенные образцы первостихии, либо те, что нам удобны или эксплуатируются нами. Обобщая, такую