— Мама, кто это? — шепотом спрашивал ее сын, крепко прижимаясь к ней.

— Это бабушка твоя, потом все расскажу.

В это время послышался знакомый голос, который она помнила всегда. Открылась дверь, и вошел Рава, окруженный мужчинами. Он сейчас не напоминал героя сериала, одет был просто, лицо было печальным и усталым. Увидев Лию, среди встречающих, он на минуту остолбенел, но, когда увидел рядом с ней сына, лицо его осветилось радостью. Но он быстро взял себя в руки и, подойдя к ней, тихо сказал:

— Спасибо, что пришла. Только не уходи, надо поговорить.

Его уже вели в комнату для прощания с матерью. Слышно было, как там плакали женщины и читал молитвы мулла.

Ее с сыном посадили среди бабушек-татарок, которые наливали черный чай с молоком и протягивали разные татарские сладости. Что-то говорили, обращаясь к ней на своем языке. «Вот бы сюда Вальку, — подумала непроизвольно Лия. — Она бы здесь сейчас была как рыба в воде, в своей стихии». Сын вскоре исчез с ребятней играть на улицу. А она все сидела и не знала, что ей делать. Наконец в комнату заглянула молодуха и позвала ее. Она тут же выбежала.

— Там это, твой мальчик подрался с ребятами, — сказала та, показывая на дверь, и Лия рванула во двор. Увидев своего сына, который размазывал слезы с грязью по лицу, в распахнутой куртке, без шапки, она чуть не потеряла сознание.

— Стас, родной, что с тобой? — сбежала она к нему с крыльца, протягивая руки к ребенку. Но ее уже опередили. Это был Рава, который схватил ребенка на руки и стал ощупывать его всего.

— Где болит, сынок, кто это сделал? — в его голосе звучал неподдельный испуг. И ребенок вдруг прижался к нему и заплакал. Лия стояла потрясенная, глядя, как неумело мужчина успокаивает сына, как ее кровиночка, никогда не позволявший себе громкого плача, ревел как бычок. Рава успокаивал его, сам чуть не рыдая от нахлынувших чувств. Вокруг уже собирались люди и успокаивали их.

Наконец все пришли в себя, и тут Рава что-то жестами показал стоящему рядом парню, тот побежал к машинам, стоявшим во дворе. Вернулся с огромной коробкой:

— Помнишь, что я тебе обещал? — обратился Рава к сыну. — Вот бери, машина тебе.

Ребенок сразу забыл про слезы, увидев большую электрическую машину. Таких ни у кого из здешних детей не было. Он радостно завопил и, схватив машину, побежал хвастаться. Все тоже заулыбались, забыв на время о покойнице. Рава подошел к ней:

— Можно, он побудет со мной? — попросил он Лию. — Только не забирай его, умоляю!

Лия кивнула. Вышедшая из дома Сафина взяла ее под руку и повела на кухню.

— Здесь тебе будет лучше. Спасибо, что привела сына, мама увидела, ушла спокойной. А твой сынуля сегодня познакомился наконец со своими татарскими родственниками. Даже боевое крещение получил, теперь он наш, — сдержанно улыбнулась она. — Ладно, я пошла к старикам, а ты здесь оставайся, помогай.

Незаметно наступила ночь. Сын давно спал. Народ постепенно расходился, чтобы снова вернуться наутро на похороны. Лия тоже стала собираться, она вошла в комнату, где спал ребенок, и стала осматриваться. Это была комната Равы, и ей стало интересно увидеть, как жил ее любимый мужчина. Комната была обставлена скромно, без лишней мебели. На одной из стен висели старые боксерские перчатки, рядом медали. Она и не знала, что он был известным боксером. В книжном шкафу аккуратно стояли собрания сочинений классиков. На комоде, расположенном у другой стены, стояли его фото в красивых рамках. Одна фотография была ей знакома. Там они были изображены небольшой группой, когда ездили на олимпиаду по английскому языку в девятом классе. Их команда тогда заняла третье место. Она вспомнила, что Рава отметился тем, что все время где-то пропадал с девчонкой из соседней школы. И опоздал на финал. Из-за него ей снизили оценку по английскому, потому что Лия была старостой группы и должна была за всех отвечать. На комсомольском собрании он нагло смотрел на нее своими смеющимися глазами и даже подмигивал. А ее отчитывали из-за него. Тогда она дала слово не замечать его больше. А ведь он уже тогда был самым высоким и красивым из всех. И он на фото стоял рядом с ней. Случайно или нет? Она взяла фотографию и стала внимательно разглядывать.

В это время послышался шепот Равы за спиной:

— Мы уже тогда были рядом, это ведь судьба, от нее не убежишь.

Лия быстро поставила фотографию на место и подошла к сыну, чтобы разбудить его.

— Не трожь, — остановил ее Рава. — Пусть спит, а мы пройдем на веранду, посидим, чай попьем.

Они осторожно вышли из комнаты. Веранда была утепленная, добротно отделанная красным фигурным кирпичом. Полы были покрыты толстыми коврами. Здесь можно было сидеть на удобных креслах за большим столом или лежать на деревянной тахте за низеньким столиком. Ей был интересен этот необычный восточный быт, которого она раньше не знала. Но не рискнула опуститься на тахту, присела в кресло. Стол был накрыт и заставлен разными закусками. Молодая женщина тут же принесла пиалы и чайник зеленого чая. Лия с удовольствием выпила крепко заваренный напиток, приправив его пахучим медом. Тепло живительно растеклось по телу, она почувствовала, как уходит усталость и приходит умиротворение от сидящего рядом близкого человека, который смотрел на нее своими серыми влюбленными глазами.

— Ты совсем не меняешься, — вдруг сказал он, — такая же красивая и юная, как много лет назад. Почему я только в десятом классе обратил на тебя внимание? Сколько времени потерял.

Лия зарделась, ей было приятно слышать его похвалу. Сказать ему, что он похорошел и больше ей нравится таким, ей мешали сдержанность и смущение. Потому что он и вправду выглядел потрясающе: возмужал, его любимая короткая стрижка стала еще короче и открывала высокий лоб и могучую шею. Но она заметила, что он немного поседел и в глазах появилось выражение грустной усталости.

Поэтому она не стала спрашивать его, где он пропадал. Сейчас выяснять отношения было не к месту. Но Рава сам ответил на ее немой вопрос:

— Я много ездил, устал, потихоньку строю бизнес в России. Мама совсем не вовремя ушла. Не успели встретиться, как следует поговорить, — он опустил голову и сжал лицо руками.

В это время зашла Сафина, подошла к нему и обняла.

— Осиротели мы с тобой, братушка. Как отец теперь будет жить, что с нами со всеми будет?

Оторвав