А наводчик Кучинский, Ивана узнав, сразу в кабину юркнул, с сиденья под приборную доску змеем скользким сполз и съежился.

Опешили мародеры. Видать, впервые их за этим гнусным промыслом засекли. Вот и растерялись с перепугу… Ненадолго, правда.

Первым в себя кавказец пришел.

– Чэго надо, мужык? Иды своей дорогой, пока мы тэбя нэ трогаэм!

Шагнул Иван к кавказцу. Отшатнулся тот в испуге – больно безжалостными ему глаза этого мужика показались. Понял кавказец: нельзя ждать добра от человека с таким взглядом.

Правильно понял, но поздно, потому что подошедший, недолго думая, коротким хуком справа врубил мародеру по морде.

Охнул вор, набок заваливаясь. Но Ивану и этого мало: саданул он ботинком прямо в солнечное сплетение врага. Перешагнул через тело, к мужикам, что в ограде стояли, обернулся. Страшно им очень стало: у обоих зубы мелкую дробь выстукивают, грабки немытые трясутся, словно с бодуна… Оба они в ограде кладбищенской стоят, что звери в клетке. Ни вперед, ни назад, ни вправо, ни влево. Даже с места не могут сдвинуться: одно неловкое движение – и памятник со штырями перепиленными, соскользнув с бетонной подушки, враз кого-нибудь из них да раздавит.

– Это не мы… Это все «черные», даги… – насилу вымолвил тот, что слева. – Они тут на всех кладбищах хозяева… Мы что, мы люди маленькие! Булат тут такой всем заправляет… Амиров Булат.

– Они нам сказали, мол, чью-то могилу переносить будут, – с вдохновением соврал тот, что справа. – Нам заплатили, мы и делаем, что нам сказано… А что, мужик, родичи твои тут похоронены?

Отходчив Иван. По всему видно, что мужики – людишки случайные. Видать, нанял этот кавказец каких-то алкашей из-под гастронома, пообещал по флакону водяры на рыло, те и согласились.

А еще доверчив Иван. Не может он поверить в то, что человек так низко пасть может – памятники с чужих могил красть.

– Так, штуковину эту сними, – кивнул Зарубин на салазки, под надгробье установленное. – Чтобы через пять минут было все как раньше.

Доверчив Иван, а зря. И невнимателен, а это тоже плохо.

Стоит Зарубин спиной к борту «Урала» и не видит, как третий мужик, который в кузове подъемом памятника руководил, прямо над его головой руку с монтировкой занес…

Под утро Хомуталину приснились джинсы.

Хорошие джинсы, «Wrangler» называются. Не «самострок», не лицензионные, не мальтийские, а настоящие стейтовские.

Конечно, Петр Владимирович джинсов уже давно не носит. Не к лицу они такому уважаемому человеку, как он. Но было время, когда носил. И не только носил, но и делал на них неплохой бизнес…

…Ах, восьмидесятые! Ах, эпоха застоя! Петр Владимирович даже во сне, те времена вспоминая, улыбается. Золотое времечко, когда начинались многие блестящие карьеры, когда деньги можно было делать из воздуха. В том числе и освобожденному секретарю комитета комсомола политехникума Петру Хомуталину.

В те времена понаехали в наш город арабы да негры – учиться. Теперь уж никто не скажет, почему эти дети отсталых народов так в наш скромный райцентр рванули. Может, слухи об учености профессоров местных аж до Северного Йемена да Верхней Вольты докатились, а может, не о профессорской учености те слухи были, а о красоте местных телок да о дешевизне бухла… Только в те времена было у нас иностранных студентов, что грязи на Дмитриевом Посаде весной. Человек пять арабов да человек десять негров в политехникуме оказались. Оказаться-то они оказались, да только никто из них гранит наук грызть не хотел, к премудрости книжной не стремился. Да и зачем? Понимают представители прогрессивной молодежи восточных и южных стран, что дипломы и так получат, потому что за каждого валютой плачено. А насчет знаний – и того проще: сумеешь в песках Сахары да в экваториальных джунглях синус от косинуса отличить – гляди, за академика и сойдешь. Короче говоря, и негры, и арабы не учиться предпочитали, а бухать напропалую да срамных девиц в номера общежития водить.

А бухло да девки, какими бы они дешевыми ни казались, все-таки денег стоят. Вот и решили коммерчески продвинутые иностранцы свой бюджет пополнить перепродажей разных красивых заграничных вещей: джинсиков, рубашечек, кроссовочек да маечек с надписями не по-нашему. Ясно, самому на рынок с барахлом заграничным не сунешься: страшно. Сокурсникам много не продашь: советскому студенту на пачку «Примы» да бутылку «Жигулевского» не всегда хватает. Что же делать?

Смотрит освобожденный комсомольский секретарь политехникума на страдания прогрессивной зарубежной молодежи, сочувствует. И думает: почему бы классовым братьям не помочь?

Контакт со студентами иностранными ему по должности положен: «политико-воспитательная работа». Бояться в родном техникуме вроде бы некого, облико морале вне подозрений. А насчет перепродажи барахла заграничного – так это и вовсе не проблема: вон друг детства, профессиональный фарцовщик Миша Супрун, любую партию товара за сутки загонит.

Посмотрел Петя, пообщался с иностранцами, переговорил с фарцовщиком Супруном – и решился. Предложил заграничным страдальцам свою помощь. И здорово, между прочим, у него сразу бизнес пошел: прониклись к нему негры да арабы доверием; видно, классовое чутье у них здорово сработало. Короче говоря, за несколько недель перепродажа арабско-негритянского барахла была поставлена на конвейер. Петя все это барахло фарцовщику Супруну на реализацию отдает, тот модникам городским загоняет, а прибыль – пополам.

Вскоре, однако, закончились у иностранных студентов шмотки. Да и деньги советские, видать, тоже закончились. Иначе бы знакомые алжирцы ему другой товар не предложили… Увидел Хомуталин товар предложенный, испугался не на шутку. Чего уж, по тем временам всякий такого испугается! А товар такой: небольшая прямоугольная бумажка серо-зеленого цвета. На одной стороне – мужики какие-то волосатые да надписи не по-русски.

На другой – достопримечательности города Вашингтона и тоже надписи не по-русски. Короче, товар предложенный деньгами американскими оказался. Баксами называются. В середине восьмидесятых такие деньги советскому человеку только в прогрессивных иностранных фильмах «об их нравах» положено было видеть, но в руках держать – упаси бог!

С одной стороны, конечно, заманчиво бакс по два советских рубля покупать вместо четырех по курсу черного рынка. С другой – боязно: страшный-страшный КГБ, статья УК «Валютные махинации», конец карьеры, показательный суд, этап, Сибирь…

Короче говоря, прощай, Родина и карьера. Посоветовался Хомуталин с фарцовщиком Супруном, подумал, прикинул… И вновь согласился.

А чего ему, собственно, бояться? Стучать на него арабы не станут – самим валютоторговля боком вылезет. Перепродавать баксы комсомольский секретарь тоже не будет – на это Миша Супрун есть. Главное, чтобы свидетелей валютных махинаций рядом не оказалось…

Вот тут-то Петя и промахнулся, потому как о фарцовочном его бизнесе прознался каким-то образом Владимир Янчевский – помощник директора политехникума по работе с иностранцами. То, что Янчевский штатный кадр КГБ, – это даже уборщицы в техникуме знали. Но как ему о валютных махинациях Хомуталина стало известно – то никому неведомо.