Хозяйка дома распахивает дверь. Раджани заходит внутрь, Кирби следует за ней. Дом яркий, летний и современный.

В гостиной справа – диван в темно-синюю и белую полоску с ярко-желтыми подушками и белый журнальный столик в форме фасолины. Кирби это нравится. В доме бабули нет ни одного предмета обстановки, которому было бы меньше ста лет.

– Доктор Фрейзер, – говорит Раджани, – познакомьтесь с моей подругой Кирби Фоли.

Доктор Фрейзер протягивает руку.

– Приятно познакомиться, Кирби.

Хозяйка изучает гостью на секунду дольше обычного. Или Кирби просто параноит? Она выглядит респектабельно, на ней запахивающаяся юбка с клубничным принтом, белая футболка с круглым вырезом и туфли «Доктор Шольс». Она отказалась от привычных мини-платьев, крестьянских блузок и обрезанных джинсов в пользу этого наряда, потому что хотела произвести хорошее впечатление на хозяйку, мисс О’Рурк. Кирби замечает сомнение на лице доктора Фрейзер. Это из-за того, что Кирби белая?

Неужели ей следует сообщить, что она активистка движения за гражданские права и феминистка, маршировала с доктором Мартином Лютером Кингом – младшим плечом к плечу со своей любимой школьной учительницей обществознания мисс Карпентер и лично защищала последнюю от расовых оскорблений невежественных одноклассников? Должна ли она показать доктору Фрейзер членский билет Национальной организации женщин? Следует ли упомянуть, что читала Симону де Бовуар, Эме Сезера и Элдриджа Кливера?

Все это будет звучать как хвастовство, опасается Кирби, или, того хуже, как попытка присвоить себе борьбу афроамериканцев за права и уважение, ведь все видят, что сама она белая, словно свежая булочка. Кроме того, Кирби немного преувеличивает: она честно читала Эме Сезера, но едва ли поняла хоть одно слово. Кирби решает, что лучшая защита – это искреннее человеческое тепло. Она улыбается доктору Фрейзер и в этот момент понимает, что уже видела хозяйку дома раньше. Но где?

Доктор Фрейзер не работает в Симмонсе, но все же… Кирби где-то ее встречала.

– Ты приехала на пару дней или на все лето? – спрашивает доктор Фрейзер.

– На все лето, – отвечает Кирби, надеясь, что заработала очко в свою пользу. – Я снимаю комнату у Элис О’Рурк. Буду работать горничной в «Ширтаун Инн» в Эдгартауне.

– Горничной? – переспрашивает доктор Фрейзер. Она окидывает гостью недоверчивым взглядом. – Откуда ты, Кирби?

Та откашливается.

– Мои родители живут в Бруклине? – Она так нервничает, что ее реплика звучит как вопрос, а не как ответ.

– Обычно Кирби проводит лето на Нантакете, – объявляет Раджани, – но в этот раз решила сменить остров на Виноградник.

– Бруклин и Нантакет, – повторяет доктор Фрейзер. – И ты собираешься убирать номера в «Ширтаун Инн»? Да еще и поселилась у Элис О’Рурк? А твои родители знают?

В ее голосе звучит то ли неодобрение, то ли веселье, Кирби не может определить, что именно. Такое ощущение, что мать Даррена уже все поняла: богатая белая девушка решила ради прикола поиграть в работягу.

Кирби не нужна работа горничной. Фактически она отбирает место у девушки, которой оно действительно требуется. Может, доктор Фрейзер считает, что Кирби выгнали из дома за какой-то проступок.

И тут она вспоминает, откуда знает доктора Фрейзер. Ее лицо жарко вспыхивает, словно от сильного солнечного ожога, а горло перехватывает. Ей нужно срочно убираться отсюда. Но прежде чем Кирби успевает придумать предлог, Раджани произносит:

– Мы зашли поздороваться с Дарреном. Он дома?

– Пошел с отцом в «Ларсенс» выбрать омаров к ужину, – отвечает доктор Фрейзер. – На острове пробки, так что не знаю, когда они вернутся.

– Ну ладно, – говорит Раджани, – зайдем в другой раз.

– Хорошо, – отвечает доктор Фрейзер. Она колеблется. Кирби уверена, что мать Даррена раздумывает, пригласить их остаться подождать сына или не стоит. Если так, Кирби решает отказаться. – Рада была видеть тебя, Раджани. И приятно познакомиться, Кирби. Надеюсь, остров тебе понравится. – Она держит входную дверь открытой, как будто ей не терпится, чтобы Кирби убралась.

«Она знает, кто я», – понимает Кирби, и ее мечта начать сначала, с чистого листа здесь, на Винограднике Марты, испаряется в мгновение ока.

[11]

«Люди так легко бросаются словами “замужем, есть дети”, будто мелочью швыряются», – думает Блэр. Никто и не заикнется о драме, следующей за супружеством и родительством. Так стоит ли удивляться, что Блэр оказалась застигнута врасплох?

Она познакомилась с Ангусом Уэйленом, профессором МТИ, потому что встречалась с его младшим братом Джоуи. Блэр только выпустилась из Уэлсли, а Джоуи – из Бостонского колледжа. Она преподавала продвинутый курс английского и литературоведение старшеклассницам школы Уинсор. Джоуи мечтал переехать в Нью-Йорк и «заняться бизнесом», а пока работал капитаном одной из лодок-лебедей в Бостонском общественном саду и жил с Ангусом в Кембридже.

– Мой брат – чокнутый гений, – рассказывал он Блэр. – Сотрудничает с НАСА, работает над высадкой на Луну.

Блэр навострила уши:

– Он астронавт?

Блэр была одержима астронавтами. Пробковую доску на стене своей комнаты в общежитии она обклеила фотографиями Джима Лавелла, Пита Конрада и самого красивого астронавта, Гордона Купера.

– Не совсем, – разочаровал ее Джоуи. – В смысле сам не полетит в ракете. Он делает расчеты, благодаря которым ракета взлетает.

«Ну почти», – подумала Блэр. Если они с Джоуи в конце концов поженятся, у нее будет деверь – почти астронавт!

Хотя Блэр считала себя современной женщиной, мысль о замужестве не выходила у нее из головы. Почти все ее одноклассницы из Уэлсли к моменту окончания учебы были помолвлены. Исключением стала лучшая подруга Блэр, Салли, которая тоже хотела сделать карьеру.

По-настоящему современная женщина, считала Блэр, может иметь и то и другое.

Ей нравился Джоуи. Веселый красавчик, с которым так легко. Разве что слишком уж поверхностен, но, рассуждала Блэр, ее искушенности хватит на обоих.

Джоуи был по уши влюблен в нее, и его энтузиазма хватало на двоих. Однажды он послал ей охапку алых роз в Уинсор, и администрация решила доставить букет прямо посреди лекции о писательнице Карсон Маккаллерс. Ученицы Блэр просто попадали в обморок, о героине романа «Участницы свадьбы», Френки, все позабыли, девушки зарывались носами в цветы и вдыхали то, что, как они наивно полагали, было ароматом настоящей любви.