— Бабуля! — закричала Сулерна, догадавшаяся, что Хараску лучше не трогать. Вместо этого она повернулась к племяннику с племянницей — те отступили к дверям, Катрина оттащила брата за рукав. Да, малышка женским чутьём сумела уловить нечто… и не просто касание лёгкого лесного ветерка.

— Приведите свою маму и старейшину! — приказала Сулерна.

Катрина убежала, оставив корзину на полу.

Сулерна встала прямо напротив бабушки, однако та по-прежнему не шелохнулась. Девушка, ёжась, словно от холода, быстро оглядела кухню. Ветер она сумела бы распознать, но это не имело никакого отношения к лесу. Ничего подобного на её памяти ещё не случалось.

— Ну, что тут у тебя?

Вошла Фата, её мать, со свежей, только что выдернутой, морковкой в руках. Позади с двумя палками ковылял дедушка, нынешний старейшина дана Фирта.

Сулерна указала на Хараску. Фата выронила морковку и ухватилась за плечо отца так, что старик едва не потерял равновесие.

— Дочка, расстели постель. Катрина, сбегай за госпожой Ларларной! Папа… — Командные нотки испарились из её голоса, она в растерянности посмотрела на отца.

— Все правильно, — ответил тот на незаданный вопрос. — Делайте все, как надо.

Не сводя глаз с недвижимой жены, старик опустился в кресло у очага.

— Сулерна! — Голос матери, как пощёчина, вывел девушку из забытья. — Очисти её руки, только осторожно, не разбуди её сейчас.

— Пока Сулерна возилась с тестом, Фата сняла с самой верхней полки шкафа маленькую бутылочку и сорвала восковую печать.

На кухне стало очень тихо — было слышно прерывистое дыхание Хараски, словно она поднималась на холм против ветра. С помощью матери Сулерна перенесла Хараску на лежанку. Бутылочку отдали старейшине, который осторожно вытряхнул её содержимое на каминную лопатку — это оказался порошок из каких-то листьев.

Хараску уложили как есть в одежде и накрыли лоскутным одеялом, которое обычно было сложено в изголовье. Сулерне это одеяло всегда казалось странным, она не могла понять, кто и зачем составил такой непонятный бессмысленный узор.

Наконец пришла госпожа Ларларна, главная целительница дана. Сейчас она опиралась на плечо Катрины, как старейшина — на свои палки.

Однако, войдя в кухню, вдова быстро и без посторонней помощи подошла к Хараске.

— Да, её призвал сон, — мягким, как песня Ветра, голосом заговорила она. — Такой зов приходит среди дня только по самой крайней нужде. Зажгите курительные травы.

Старейшина сунул лопатку в очаг, и оттуда потянуло дымом. Дым пах листьями, что жгут по осени, совсем чуть-чуть — весенними цветами, однако в нём угадывался и аромат Ветра, которому никто бы не смог подобрать название.

Сулерна приняла лопатку из рук старейшины и передала её Ларларне. Та начала окуривать недвижимую Хараску с ног до головы и обратно, беззвучно бормоча слова, которые никогда не произносили вслух в присутствии непосвящённых.

Внезапно Хараска закричала. Крик был полон ужаса, словно надвигалась какая-та неотвратимая беда. Целительница сунула лопатку с пеплом Фате и принялась гладить сновидицу по искажённому лицу. Из открытой двери потянуло ветром, и сведённые страхом черты старухи постепенно разгладились. Однако глаза Хараски всё ещё были открыты и видели то, что лишало её покоя и переполняло отчаянием.

Ларларна накрыла глаза сновидицы ладонями, не касаясь ресниц.

— Да подует Ветер, — сказала она. У дверей столпились прочие сородичи — пара женщин сделали по шагу вперёд, никто из мужчин не переступил порога. Ветер выбрал себе голос, осталось лишь слушать.

— Тьма сгущается. — Голос у Хараски был невыразительный, как будто она повторяла это послание в сотый раз. — Стирмир превратится в обитель зла, и мы… — тут её голос дрогнул, — станем служить такому, каких земля не рождала уже сто сотен лет. В башне будет жить он, и могущество его… — Хараска не удержалась от крика, — могущество его будет в нас, от старухи до новорождённого младенца! Нарушится Договор! — Хараска ухватилась за рукав Ларларны. — Мы не приносили клятву, и мы будем первыми жертвами! Он идёт по забытой дороге, не торговец, нет… повелитель демонов!

— Хараска выдохнула и обмякла. Когда Ларларна отвела ладони, глаза сновидицы были закрыты, но дышала она так прерывисто, что сотрясалось все её тело.

Целительница взяла чашку странной формы — с носиком — и кивнула Сулерне. Девушка приподняла голову бабушки и начала поглаживать её шею, чтобы та глотала, а Ларларна осторожно вылила содержимое чашки сновидице в рот и задёрнула полог, так что Хараску стало почти не видно.

— Я думаю, что послание из Валариана, — сообщила Ларларна.

Никто ей не ответил.

— Какое им до нас дело? — спросил вдруг один из данцев, стоявший за дверьми с садовыми ножницами в руках.

— Слуги Света не могут не предупредить! — резко отвечала Ларларна. — Видимо, прошло слишком много веков, и теперь возвращается то, о чём все давно позабыли. Герж, кто сегодня пасёт стадо на восточных лугах?

— Там Юржик. — Герж повертел в руках ножницы и не выдержал: — Госпожа, какая разница, кто где, в такой день! Разве мы не можем призвать…

Тяжёлая рука легла на его плечо.

— Мальчик, кто учил тебя тому, что должен знать каждый стирмирец? Призвать Ветер не в нашей власти. Хотя он и помог передать это послание.

— Мы не имеем с лесом никаких дел, и валарианцы нам не указ! — не унимался Герж. — Где наше оружие? — Его взгляд перескакивал с одного лица на другое. — Мы что, будем столбом стоять, вместо того чтобы защищать себя и то, что испокон веков было нашим?

Госпожа Ларларна отошла от спящей Хараски. — Этот день предсказывали не единожды, в том числе и наши предки. Иди, Герж, собирай на войну все даны. Что же ты встал? Хотя… Наш род учит детей тому, о чём давно позабыли другие. Однако даже в дни последней битвы наше дарование было ничтожно слабым. Смерть — лучшее из того, что нас теперь ждёт, и никто не зажжёт огонь в наступающей ночи. Валарианцы, наверное, считают, что с них довольно и предупредить. Они свято блюдут традиции, потому не нарушат Договор. И не жди, что лес за нас заступится! Мы обречены!

Герж опустил ножницы, которыми яростно ковырял безупречно гладкую спинку стула. Он был весь красный, а рот его сжался в такую тонкую ниточку, что казалось, ни одному слову больше никогда не вырваться оттуда.

Целительница обернулась к старейшине дана. Когда она заговорила, голос её был преисполнен печалью того, кто вот-вот взвалит на себя непосильную ношу.

— Старейшина, хоть от этого немного пользы, надо позвать Юржика. Нехорошо, если безвинный мальчик станет первым блюдом на пиршестве врага.

Утро было ясным, сейчас же с гор на востоке медленно ползла паутина тумана. Это ущелье не принадлежало лесу, жители долины туда не заглядывали, только пару раз в год из него приходил караван торговцев. В прошлый раз, правда, погонщики говорили, что ходить там становится опасно и тропу в любой момент может перекрыть обвалом.