Я пробыла у Кати еще с полчаса. Общение было довольно вялым, хотя Вацлав и пытался как-то его оживить, но у него это плохо получалось.

Наконец я засобиралась уходить и попросила Катю дать мне адрес родственников Лейкиной в Лесных Горах, если она его, конечно, знает. Мне повезло: оказывается, Ирина в свое время дала этот адрес Кате «на всякий случай».

Мы распрощались с каким-то чувством неловкости. Было видно, что, как ни расстроила Катю смерть Лейкиной, свои собственные интересы ей были ближе, и на нынешний момент они сконцентрировались на Вацлаве.

Домой я вернулась совершенно разбитой. День выдался каким-то уж слишком напряженным, на улице стояла жара, и все это способствовало тому, что у меня жутко разболелась голова. Я достала упаковку цитрамона и ухнула в себя сразу ударную дозу — три таблетки. Почувствовав, что все равно не в состоянии думать, я повалилась на диван и уснула.

Пробуждение наступило оттого, что я почувствовала жуткую духоту. Оказалось, что я не опустила с вечера жалюзи на окнах, но закрыла сами окна, поэтому утреннее солнце палило теперь прямо в лицо. Ко всему прочему, почему-то нос у меня оказался заложенным, как при начинающейся простуде.

«Все как-то некстати», — раздраженно подумала я, поднимаясь с кровати и направляясь на кухню. Голова, конечно, у меня больше не болела, однако воспоминания о том, что случилось вчера, невыносимо тяжким грузом лежали на душе.

Было уже пятнадцать минут одиннадцатого. Проспала я, таким образом, довольно долго. Давно надо было выезжать из дома и развивать свое импровизированное, возникшее почти на пустом месте, расследование. Непонятно почему, но ехать никуда не хотелось. Это, конечно же, никоим образом не было связано с тем, что за мои хлопоты мне никто не заплатит — такое нередко случалось со мной и при наличии платежеспособного заказчика.

Просто организм настроился на отдых. Еще вчера с утра я планировала уговорить свою подругу, которую не видела много лет, съездить со мной на недельку на море. А тут такие дела…

Завтрак не развеял пессимистического умонастроения. Все по-прежнему раздражало меня: духота в квартире, жарища на улице, какая-то неустроенность жизни, бардак в комнате… Может быть, домработницу завести? — мелькнула мысль. Сама я не в состоянии поддерживать порядок в доме — слишком много дел и слишком много энергии уходит на общение с людьми, с которыми общаться абсолютно не хочется. А тут ходила бы по квартире какая-нибудь толстая Жануария в цветастом переднике. Или лучше белозубый мулат в ярких плавках.

Я отмахнулась от этих глупых мыслей. Короче, надо было действовать… Или самостоятельно, или вынужденно, как это иногда происходило со мной. Как, например, вчера с этими парнями в подъезде Лейкиной.

«Нет, все равно их достану!» — подумала я и сжала кулаки.

Да, вот она мысль, вот он, этот мотив, который побудит меня разозлиться, подняться и поехать в судмедэкспертизу. Чуть взбодрившись, я привела себя в порядок и вышла из дома.

В городской судмедэкспертизе я нашла своего старого знакомого Женю Александрова и попросила достать протокол вскрытия тела Ирины Лейкиной. Тот порылся в россыпях папок в шкафах и наконец выдавил:

— Такая у нас не значится.

— Как не значится? — удивилась я.

— У меня стоит пометка, что родственники не разрешили вскрытие.

Я хмуро посмотрела на судмедэксперта. Мои подозрения, что дело тут нечисто, еще более упрочивались.

— А разве так может быть?

— Почему же не может? — равнодушно пожал плечами Александров. — Менты не настаивали, вроде бы и так ясно, что самоубийство, чего тут огород городить… А родственники уперлись — мол, никаких вскрытий. Ну мы и послали это дело подальше. У нас и без того работы хватает. Вон, все помещения забиты этой работой, — и он показал рукой куда-то в глубь мрачного учреждения, где он имел счастье работать. — У народа денег нет. Бывает, что и похоронить не на что. Так что у нас с клиентами сплошной завал.

Бесцветные глаза Александрова уперлись в меня мутным взглядом, и я почувствовала, что ему и в самом деле абсолютно все равно. И то, что я появилась у него, и то, что не проводилось вскрытие… И вообще он явно устал от работы.

Я вяло попрощалась с ним и пошла к выходу.

— Таня, — вдруг остановил меня голос судмедэксперта, — подожди…

Видимо, он почувствовал некий холодок нашей встречи и решил смягчить впечатление. Все же несколько лет назад мы весьма тесно общались друг с другом.

— Там еще один нюанс, — небрежно сказал он, подходя ко мне.

— Какой еще нюанс? — сразу же заинтересовалась я, быстро обернувшись.

— Дело в том, что у нее оказались родственники какие-то вообще ненормальные в этом плане… Ну, в смысле отношения к смерти и дальнейшему путешествию мертвого тела и души в космическом пространстве. — Он поиграл руками в воздухе и шумно выдохнул: — Нетрадиционные они у нее. Передовые, я бы сказал.

— Не поняла…

— В общем, они настояли на кремации тела.

— Кремации? — удивилась я.

— Ну ты же знаешь — у нас недавно открылась эта контора… Дело в том, что мертвецов в городе до хрена и больше, перенаселенность, живым-то жить негде, а тут еще и кладбище до неприличия разрослось… Короче, надо уплотняться, решили наверху.

— Но, наверное, эта услуга дорого стоит? — удивилась я.

— Сейчас дорого, потом не знаю как будет. — Женя снова придал лицу уставшее и индифферентное выражение. — Но надо понимать, твоя знакомая была из богатеньких, если смогла на такое подняться… Вернее, не она, конечно, а ее родственники.

— Да вроде не похоже, — задумчиво произнесла я.

— А! — Женя махнул рукой. — Сейчас людей не поймешь. Бывает, что ходит как бомж затрапезный, в майке с желтыми разводами и ботинках десятилетней давности, а потом выясняется, что у него денег немерено. И наоборот… А может, просто у родственников крыша поехала на почве самоубийства, и они решили такой нестандартный фортель выкинуть. Всякие там религи-озные или еще какие соображения… Потом, может, они вообще кришнаиты какие-нибудь. У всех крыша едет, у кого на чем.

Александров снова махнул рукой, явно демонстрируя свое скептическое отношение к живым людям вообще и, в частности, к тому, чем они наполняют свою жизнь. В принципе это было понятно, поскольку Женя привык иметь дело в основном с людьми мертвыми, которых он воспринимал одинаково — в отрыве от их социального статуса, пола, возраста и прочих индивидуальных особенностей.

— Ладно, спасибо тебе за уточнение, — поблагодарила я его.

Александров манерно сделал мне ручкой, состроил скептическую мину и повернулся в сторону своего стола.

Я вышла из кабинета и задумалась. Что ж, если все так, как говорит Александров, то встретиться с родственниками Ирины просто необходимо. И сделать это надо как можно скорее…