Я вышла в приемную, оставив Соню наедине с загадочной анкетой. В приемной у меня имелся стандартный, но, на сугубо европейский взгляд, очаровательный набор для чайной церемонии. Я примялась разогревать воду, попутно размышляя о том, как удивительно легли игральные кости, подброшенные судьбой. Надо же мне было повстречать II Пекине, допустим, не Костика Фореева, в которого я была безнадежно влюблена на первом курсе универа (и все стремилась доказать ему, что облагаю массой достоинств и прелестей), а Сонечку Назову, глубоко индифферентную мне в благословенные студенческие годы! Сонечка Вязова тогда парила над всеми нами, серыми университетскими мышками, парила на недосягаемой высоте своей красоты и сексапильности... А теперь она пересекла линию моей безбедной, но, в общем, — довольно пресной жизни, внеся некий элемент авантюры. Нет, правда! Я чувствовала, что эта встреча — неспроста. Надо же, Сонечка Вязова, мой университетский кумир! Только вот к добру такая встреча или, как говорится, к худу? Ай, чем рассуждать и измысливать всякие глупости, последую совету учителя Ван То, который всегда говорил мне: живи настоящим моментом и моментом настоящего. Лишь это важно для тебя...

Я аккуратно растерла в особой чашке плитку дорогого чая сорта «чешуя зеленого дракона». Растерла, между прочим, с тайным вздохом глубокого сожаления, потому что плитка эта являлась настоящим произведением искусства. На плитке ароматного чая был вырезан узор «радость встречи» — две бабочки в замкнутом кольце своих распахнутых крыльев. Вообще-то узор этот считается символом супружеского счастья, но чем не пожертвуешь ради однокурсницы, верно? А если вас интересует, каким образом чай превратился в резную плитку, поясню. В Китае есть мастера, что из сухого спрессованного чая делают резные панно величиной то с ладонь, то с шифоньер. И пить такой чай — все равно что выкладывать алмазами садовые дорожки...

На деревянной жабе зазвонил телефон. Деревянная жаба — это такая подставка под мобильник, во рту она вместо традиционной монеты держит современное средство, беспроводной связи. Звонила моя Кэтнян.

— Привет, ма!

— Привет, милая. Надеюсь, ты не объелась лепешками у тети Синлинь?

— Нет!!! До конца света ты теперь будешь попрекать меня этими лепешками, ма?!

— Ну что ты... Не злись. Я просто забочусь о твоем здоровье. Ты, надеюсь, уже дома?

— Д-да...

— Кэтнян, я знаю, когда ты лжешь. Где ты находишься?

— Всего-навсего в магазинчике, где всякие хлопушки, петарды, огненные шары... Сюда такие петарды завезли — закачаешься.

— Кэтнян, я не хочу качаться от твоих петард! Я тебе решительно не советую даже думать о том, чтоб их купить!

— Ну, ма! Ну пожалуйста! Позволь мне кое-что прикупить к Новому году, а то вы всегда этот праздник так скучно отмечаете...

— Скучно? Кто в прошлом году подпалил соболье боа тети Цань хлопушкой?! С тетей Цань чуть припадок не случился!

— Ма, ну не случился же. Ма! Я бессильно сказала:

— Кузен Го Чжао открутит тебе уши, если ты опять, как в прошлом году, взорвешь петарду во ьремя моления перед домашним алтарем!

— Не открутит, пожалеет. Мам, а ты сама-то где сейчас находишься?

— Между прочим, на работе.

— То есть в офисе?

— Да.

— Ой, тогда я сейчас же к тебе приеду. Обожаю смотреть, как ты работаешь.

— Кэтнян, ты моя дочь, и я безумно тебя люблю, но лучше бы тебе отправиться домой. У меня тут клиент, точнее, клиентка, и твое присутствие...

— Не будет лишним, не будет! Мам, ну пожалуйста! А кто твоя клиентка?

— Кэтнян, я сейчас завариваю чай, и в такой священный момент говорить по телефону...

— Ну пожалуйста!

— Хорошо. Ты очень удивишься. Я совершенно случайно встретилась на улице со своей бывшей однокурсницей...

— Ой, это из России, что ли?!

— Ты удивительно проницательна, дочь моя. Из России. Зовут ее Софья Вязова. Когда мы были студентками, я относилась к категории обыкновенных девушек, а она к категории сокрушающих царства.

— То есть была потрясающей красавицей, от одного вида которой рыбы падали наземь, а птицы уходили на дно реки?

— Хм, не совсем так, но суть ты уловила.

— А теперь? Она по-прежнему сокрушает царства?

— Похоже, что нет. Рассуди логически, дочь моя. Стала бы она клиенткой твоей матери, если б и до сих пор царства ею благополучно сокрушались? Нет, у Сони масса жизненных проблем. Это я прочла у нее на лице. А через некоторое время, если одна чересчур любопытная девочка перестанет занимать телефон, узнаю и из анкеты.

— Мам, я хочу ее увидеть. Я обещаю тебе не покупать петарды, если ты мне позволишь приехать.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Хорошо, приезжай. Но чтоб вела себя...

— Тихо, как мышка. Знаю. Все, жди меня. Целую.

— Да хранит тебя удача.

Я отключила телефон и вернула его в рот деревянной жабы. Если кто-то сочтет бестактным мой разговор с дочерью о Соне в почти непосредственном присутствии Сони, то хочу напомнить: с Кэтнян я разговаривала на китайском. Только и всего. Китайский моя дочь знает лучше, чем английский и уж тем более русский. Что вы хотите, отпечаток среды...

Еще сорок минут я потратила на приготовление чая. Затем пристроила на лаковый деревянный поднос чайник, пару чашек, корзинку со сладким печеньем, напоминающим российский «хворост», палочки для еды и, нагруженная таким образом, вышла в приемную.

— Вот и чай, — сказала я.

Соня встретила меня несколько затравленным взглядом. И карандаш в ее пальцах подрагивал. Что могло ее напугать или раздражить в моей анкете? Ладно, разберемся...

— Многие вопросы этой анкеты бестактны, — заявила Соня. — Но я все равно ответила.

— И я благодарна тебе за откровенность, — сказала я. — А теперь прошу — угощайся чаем.

Я налила Соне чашку, положила на блюдечко печенье:

— Уверяю, тебе понравится.

Я не ошиблась. Соня пила чай с видимым удовольствием. А я покуда просматривала заполненный ею листок. Что ж, я предполагала нечто подобное. Обыденные несчастья, постепенно одолевающие мою подопечную по обыденным же причинам. Обыденные грешки, комплексом вины доведенные до гигантских размеров и превратившиеся в медленно отравляющий душу яд... Хочется воскликнуть вслед за Достоевским: «Бедная, бедная Сонечка!» Но восклицания неконструктивны, а вот то, что я попробую сделать для Сони, пожалуй, сработает. Кстати, хорошо, что Соня была со мной откровенна — тем проще будет моя работа. Я перечитала анкету еще раз, затем зажгла ароматическую свечу в глубоком бронзовом подсвечнике-чаше, и на ее огне бестрепетной рукой спалила плод Сониных откровений и самобичеваний.