Льюис и Индия сделали и другое тревожное открытие – что никто из их белых соседей вовсе не писал Дикерсону никаких писем с угрозами, которые он якобы зачитывал им. Они поняли, что Дикерсон это выдумал, чтобы запугать их, чтобы заставить покинуть округ и согласиться на заниженную стоимость выкупа. Бороться с ним было трудным делом, учитывая богатство и положение, которым располагали он и его семья. Но Томасы были так сильно задеты тем, как он обошелся с ними, что приняли решение – проявив тем самым огромное мужество – все же добиваться справедливости.

Мошенничества, подобные этому, были на Юге нередки, и часто ущерб терпели не только непосредственные жертвы обмана, но и их дети. В другом штате один черный юноша, чей отец был обманут белыми и лишился имущества, решил, что «не было смысла подниматься слишком быстро [и] не было смысла подниматься медленно тоже, если они собирались забрать все, ради чего ты работал, стоило тебе оказаться слишком высоко».

Совсем иной урок извлек из этой истории Фредерик, если судить по его поведению в последующие годы. Весной 1886-го ему было тринадцать – достаточно, чтобы понять, жертвами какого искусного обмана стали его родители. Он рос в Коэхоме и должен был с детства помнить, каким унижениям, враждебности и насилию то и дело подвергались черные. Но реакция его родителей едва ли была обычным ответом на такое обращение, и это показало ему, что борьба за то, что принадлежит тебе, возможна вне зависимости от того, кто твой противник и насколько призрачен шанс на победу. Хотя обстоятельства в Москве и Константинополе будут совсем другими, Фредерик проявит там точно такую же стойкость, когда столкнется с попытками купцов, ростовщиков и юристов обмануть его.

Томасов, должно быть, весьма обрадовала готовность небольшой группы известных адвокатов (разумеется, белых) взяться за их дело; это были Джордж Ф. Мэйнард и братья Уилл Д. и Джон У. Кутреры. Джон (или «Джек») Кутрер был еще и политиком с хорошими связями, позднее он удачно женится и станет богатым, известным человеком, заметной фигурой округа Коэхома. (В 1890 году, в самый разгар затяжного дела Томасов, он средь бела дня застрелит белого журналиста, усомнившегося в чистоте его белого происхождения, и это сойдет ему с рук.) У Дикерсона, напротив, был только один адвокат, Дэниэл Скотт. Такое несоответствие говорит о том, что у влиятельных белых была, по-видимому, некоторая антипатия к Дикерсону, – и дальнейшее развитие событий подтверждает эту догадку.

6 мая 1886 года Льюис подал в Коэхомский окружной суд во Фраерс-Пойнте иск против Дикерсона. Он добивался отмены сделки по передаче фермы Дикерсону, пересмотра и перерасчета своих счетов, вычитания из них ростовщических процентов и беззаконных взиманий, а также получения кредита на все суммы, на которые он имел право и в которых Дикерсон ему отказал. Дикерсона, вероятно, застала врасплох смелость иска Льюиса. Этот черный не только пытался вырвать из его рук хороший земельный участок, едва он успел отобрать его; он еще и подвергал сомнению честь белого на глазах у всех и при участии других влиятельных белых.

Но было и еще кое-что, что возмущало Дикерсона. Иск всколыхнул воспоминания о череде скандалов, относящихся к прошлому его семьи и связанных с особенно постыдным переплетением вопросов расы и денег.

Появление Дикерсонов в том районе восходит к ранним временам поселения белых в округе Коэхома. Около 1847 года три брата из Мэриленда – Питер, Левин и Джордж Дикерсоны – купили землю и создали плантации, которые станут одними из самых больших и богатых в северо-западной четверти округа. Питер был отцом Уильяма Дикерсона.

Первый семейный скандал был связан с Левином, дядей Уильяма. Вместо того чтобы жениться, он предпочел более или менее открыто жить с черной женщиной по имени Анн; это продолжалось с 1855 года вплоть до его смерти в 1871-м. Межрасовый брак был при рабстве незаконен, хотя до начала и во время Гражданской войны многие белые держали рабынь в наложницах (применяя при желании и насилие). После Гражданской войны открытая связь такого рода по-прежнему была редкостью и считалась у белых плантаторов глубоко возмутительной. Более того, у Анн и Левина было двое детей, Сюзан и Оливер, и Левин признал их, несмотря на их «незаконность». Эти два обременительных отпрыска были первыми кузенами Уильяма. Когда Левин умер, оставив после себя «большое движимое и недвижимое имущество» стоимостью 115 000 долларов, двое его детей рассчитывали получить все это в наследство. Но у Питера Дикерсона и его семьи были другие планы. Сам Питер, его дочь Мэри и ее муж У. Н. Браун подали в Коэхомский канцлерский суд иск с целью получить право собственности на землю и имущество Левина, заявив, что они единственные его законные наследники. Они выиграли дело, и Мэри с мужем забрали плантацию у Сюзан и Оливера.

Несмотря на стоявшие перед ними расовые барьеры, Сюзан и Оливер решили бороться – и обжаловали решение нижестоящей инстанции в верховном суде Миссисипи. В пользу честности и аккуратности этой инстанции, а также необычайной либеральности, царившей в Миссисипи во время Реконструкции Юга[9] в октябре 1873 года, говорит то, что верховный суд штата отменил решение нижестоящего суда. Он постановил, что Анн и Левин Дикерсон после Гражданской войны жили де-факто в браке, и, следовательно, их дети-мулаты были законными наследниками Левина. В результате Сюзан и Оливер получили наследство, а Питеру Дикерсону, его дочери и зятю пришлось оставить плантацию.

Есть заметное сходство между попыткой Уильяма Дикерсона отобрать имущество у Льюиса и Индии и попыткой, которую предприняли его отец, Питер, и члены его семьи, – отобрать собственность у Сюзан и Оливера. Более того, поскольку Уильяму в 1873 году было восемнадцать, он должен был во всех подробностях знать ту постыдную историю, пусть и нет доказательств, что он сам был в ней замешан.

В округе Коэхома об этом знал каждый: решение верховного суда, узаконившего смешанный брак и признавшего детей-мулатов законными наследниками, было настолько скандальным, что молва о нем прокатилась по всему Миссисипи. Одна газета в Джексоне – столице штата – гневно осудила это решение, потому что оно приравняло «святость брачных уз» к «животному упадку сожительства» и потворствовало «буйному расцвету совокуплений».

Несомненно, что каждый член большого клана Дикерсонов, те, кто еще был жив в 1886 году, когда Уильям вступил в противостояние с Томасами, прекрасно помнили то судебное решение 1873 года. И вполне возможно, что, когда Уильям явился со своими «угрожающими» письмами, рассчитывая запугать успешного черного, он имел в виду тот давний провал и надеялся на своеобразное отмщение. Чего он не мог, однако, предвидеть, так это то, что его план будет иметь обратные последствия и что это воскресит жуткие воспоминания о семейном фиаско 1873 года.

Дело, заведенное по иску Льюиса против Уильяма Дикерсона, было непростым и тянулось в канцелярском суде округа Коэхома почти три года (перед тем как оно приняло неожиданный оборот и тем самым обрело вторую жизнь еще на пять лет). Неясно, как жили Томасы в этот промежуток времени без фермы, которая прежде была их единственным источником средств к существованию. Возможно, в это время они и открыли пансион в Кларксдейле, о котором позднее будет вспоминать Фредерик. Обе стороны судебного разбирательства просили и получали отсрочки, чтобы собрать дополнительные свидетельства и доказательства; были перерывы в процессе и по разным другим причинам.