сухопутных войск, генерал пехоты Кребс, докладывал о наступлении противника на Берлин. В качестве музыкального сопровождения к его докладу из района города Барута, расположенного в десяти километрах от штаба германских сухопутных войск, раздавалась артиллерийская канонада.

В этот день немецкая 9-я армия все еще продолжала держаться. Но сколько это могло продлиться? Фронт на юге уже был прорван во многих местах. Советские танки находились уже в тылу 9-й армии. Связь с находящейся слева соседней 3-й танковой армией тоже была потеряна. Обергруппенфюрер СС Штайнер получил задание с еще не прибывшими в его распоряжение боевыми группами занять позицию у Гогенцоллерн-канала и потом начать отсюда контратаку в южном направлении. LVI танковый корпус, оказывая ожесточенное сопротивление с целью сковать противника, отходил на восточную окраину Берлина. Его стойкость, самоотверженность и борьба определяли судьбу всей 9-й армии.

В этот день 21 апреля генерал Вейдлинг стоял перед следующей дилеммой. Если он со своими измотанными дивизиями отойдет в Берлин, это, конечно, усилит боевую мощь обороны города, но не сможет предотвратить падение столицы рейха. Однако если корпус будет защищать Берлин, то это откроет русским путь с севера для нанесения удара в спину 9-й армии. Если же корпус отойдет на юго-запад и соединится с 9-й армией, армию можно будет спасти от окружения, но тогда рано или поздно Берлин попадет в руки врага.

В этот день руководство германских командных инстанций находилось во власти одной-единственной мысли, как спасти людей. Всем было известно, что Гитлер приказал генералу танковых войск Венку с его 12-й армией пробиться к Берлину и деблокировать город. Но все хорошо понимали, что выполнение этого приказа означает гонку со временем, если он вообще был выполним.

В конце концов, ведь это Советы навязывали свою волю германским командным инстанциям. 21 апреля советские войска охватили Берлин не только с севера и с юга, но и наступали на столицу рейха напрямую с востока.

Городки и деревни Бранденбурга пылали в эту ночь, как горящие факелы, освещая весеннее небо. Букков, Штраус – берг, Альтландсберг, Фредерсдорф превратились в пылающие дорожные указатели для передовых отрядов советских танковых соединений. Немногие еще боеспособные немецкие части не в состоянии были оказать серьезное сопротивление. Помимо того, что они были совершенно измотаны и не располагали большим запасом боеприпасов, они то и дело застревали на разбитых дорогах, зажатые со всех сторон бесконечными колоннами беженцев, или вынуждены были спасаться бегством из горящих лесов. Повсюду стояли разбитые грузовики и подбитые танки, другие боевые машины останавливались из-за нехватки горючего или из-за поломки ходовой части. Часто эти автомашины были загружены теми грузами, в которых так нуждались на фронте. Во всяком случае, теперь уже некому было заботиться о брошенных ящиках с боеприпасами, с продуктами или с обмундированием. Бойцы фольксштурма соорудили такие противотанковые заграждения, которые не были серьезным препятствием для тяжелых русских танков, скорее они мешали движению убегающего от советских войск местного населения с его ручными тележками и конными повозками. Из-за этих импровизированных заграждений на дорогах постоянно возникали заторы, колонны беженцев застревали в пробках, пока их не расстреливали из своих пушек и не давили гусеницами советские Т-34.

Бойцы дивизии «Мюнхеберг» попали в водоворот захлестнувших всех событий. Танки представляли собой главную опору дивизии, которая с трудом удерживала ее от полного развала. Фельдфебель Хартман и его экипаж постоянно находились в движении, чтобы блокировать неглубокие вклинения советских войск, вызволить из неприятного положения остатки разгромленных немецких формирований или обеспечить охрану отставших колонн беженцев.

– Я уже сыт всем этим по горло, – ворчал в ларингофон Рамлау. – Создается впечатление, что служишь в пожарной команде…

И действительно, те немногие Pz. IV дивизии «Мюнхеберг», которые еще сохраняли боеспособность, использовались как «пожарная команда». Огнем своих пушек они держали на дистанции устремившиеся вперед тяжелые танки «Иосиф Сталин-2» и одновременно пулеметным огнем отбивали атаки красной пехоты, буксировали тяжелые орудия, позиции которых оказывались под угрозой, сталкивали с проезжей части дороги горящие грузовики, давили гусеницами мелкие дорожные заграждения и подвозили боеприпасы для артиллерии. В известной степени они стали «пожарной командой» и «мальчиками на побегушках» в одном лице.

– Хартман! Вас вызывает шеф!

Фельдфебель вытер пот со лба, поправил галстук.

– Шеф? Меня – шеф?

Лейтенант потерял терпение:

– Идите же скорее. Вы думаете, что я шучу? – Но, увидев усталое лицо командира танка, сразу же смягчил тон: – Хартман, я знаю, что потребуют от вас. Но это надо сделать. Генерал хочет, чтобы вы совершили разведывательную вылазку в город Эркнер. Какой-то гражданский только что позвонил оттуда. Он утверждает, что русские уже в городе. Но генерал никак не может поверить в это, так что отправляйтесь поскорее!

– Да ну! Ребята, вы слышали?! Мы отправляемся в Эркнер! – заорал Рамлау. – Вы только представьте себе! Эркнер! Да раньше я каждое воскресенье ездил туда. На природу – под руку с симпатичной девочкой! Ребята, вот это были времена!

Унтер-офицер Райнварт устало ухмыльнулся:

– Совсем не удивлюсь, если твой район воскресной охоты на девчонок превратился теперь в пустыню, усеянную развалинами…

Хартман стоял, высунувшись из открытого люка, и давал указания механику-водителю. Фельдфебель внимательно осматривал окрестности. Он присматривался к каждому дереву и к каждому кусту. У него возникло такое чувство, словно он видел каждый клочок этой земли последний раз в жизни. Хартман понимал, что все потеряно. Но то, что хаос накатывается сейчас и на Берлин, никак не укладывалось у него в голове.

Они свернули с дороги, ведущей на юг, и объехали городок Шёнайхе. Береженого бог бережет. Вероятно, город забит беженцами, и, пока пробьешься сквозь эту толчею, может быть уже слишком поздно.

Неожиданно впереди раздался шум. Хартман рывком закрыл крышку люка.

– Полный газ!

Ефрейтор Бринкман до отказа нажал педаль газа. Словно хищная кошка, танк сорвался с места и, ревя мотором, понесся вперед. Бринкман, протирая глаза, прижимал голову к смотровому прибору.

– Проклятье! Я ничего не вижу!

Хольберг, который сидел рядом с ним, наклонился вперед, поморщился.

– Неудивительно – иваны ставят дымовую завесу!

Серо-белая стена дымного тумана наползала на окружающую местность. Хартман снова распахнул люк, выглянул наружу. Однако он выдержал недолго. Кашляя, фельдфебель снова сполз внутрь танка и захлопнул за собой люк.

– Поехали, убираемся отсюда! Надо выбраться из этого дерьма!

Боевая машина с грохотом и лязгом понеслась сквозь молочную стену дымной завесы, и примерно через тысячу метров она осталась позади. Экипаж облегченно перевел дух. На этот раз еще обошлось, а ведь могло быть и хуже. Оказывается, что вся местность здесь изрыта глубокими воронками, и если бы они попали в одну из