большой резерв и не понадобится. Действительно, зачем большой резерв, если тратить его проблематично? Экспериментаторский зуд толкал сотворить какое-либо простенькое заклинание, но страх, что растрачусь и запаса магии не хватит для выздоровления утихомирил ненужный энтузиазм. Уж очень хотелось покинуть лечебницу. Эта мысль взбудоражила ворох насущных вопросов. А куда мне, собственно, идти? Будут ли средства к существованию? Хватит ли их хотя бы на первое время, чтобы адаптироваться? Есть ли у меня это время? И на все эти вопросы ответ был у Ирины. Так начался следующий виток ожидания, тревогу которого я пыталась заглушить более систематизированным чтением. Это было роковой ошибкой! Я не настолько хорошо воспринимала новый для себя язык, чтобы читать эти зубодробительные статьи о мироустройстве. Дома с мироустройством знакомили в начальной школе. Вот! Нужны учебники для малышей. Но и тут ждало разочарование. Видимо, прав был доктор — главное правильно забить вопрос в поисковике, а это получалось с пятого на десятое. Пришлось прерваться и доковылять до окна, смотреть на стены надоело. Объем панорамного обзора поразил. Пожалуй, башня Академии была пониже. На верхнем этаже этой башни, поближе к естественному освещению, находилась лаборатория, в которой я постигала азы артефакторики. За двойным стеклом простирался чужой, враждебный мир, в котором удивляло все, особенно высоченные сооружения, в которых смутно угадывались жилые дома. Крошечные люди внизу спешили по своим делам, то тут, то там просматривались кроны зеленых деревьев. Это тоже было поводом для удивления, удивительно радостно видеть настоящую зелень после тусклой зелени стен и странно и неожиданно было смотреть на деревья из окна настолько сверху.

Вечер после ужина мне невольно помогла скоротать Вера, болтливая девушка с удовольствием рассказывала о себе, своей семье, об учебе, о том что ей повезло попасть на практику именно сюда. Это был прямой источник информации, пусть бесполезной, но несущей общее настроение. Вера даже помогла мне немного походить по палате, слегка придерживая за локоть для страховки. От девушки я узнала, что завтра — общепринятый выходной. Придет ли Ирина? Я зря прождала ее весь этот длинный-длинный день, тратя кучу сил на то, чтобы не сорваться и не дать разгуляться нервной тревоге.

Часть 10

А Ирина появилась рано утром. Она толкала перед собой странное кресло, установленное на раму с колесами. Вид у нее был решительный и сосредоточенный. Главное, что пришла, выполнила оброненное в запале обещание не бросать. Внутри развязывался тугой узел панического страха, который весь вчерашний день старательно не замечала.

— Доброе утро, — нерешительно поздоровалась я, вглядываясь в осунувшееся лицо Лизиной подруги. Видимо, вчерашний день и ей дался непросто.

— Будем считать, что доброе, — ответила Ирина довольно резко, что напугало меня до колик. Скорее всего, скрыть это не удалось, потому что Ирина продолжила уже несколько мягче:

— Не дергайся, мы пока не будем обсуждать наш с тобой разговор, скажу лишь одно, моя Лизка вчера сто раз бы со мной связалась и извинилась бы за каждое слово в неудачной шутке. Ты не позвонила, значит версия шутки не состоятельна, — и, неожиданно сменив тему, вдруг сурово спросила, — ты почему йогурты не съела? Лучше йогурт, чем этот серый омлет.

— Я про них забыла, — опять это жалкое лепетание. Фу, как противно. Такой беспомощной мне случалось бывать только перед мачехой. Воспоминание о леди Селитере стало подобно горсти снега за шиворот.

— Пересаживайся, — Ирина приглашающе кивнула на странное кресло на больших колесах, — прокатимся в одно место.

— Я уже хожу понемногу, — пересаживаться было неловко, от волнения ноги не держали и руки тряслись.

— Не дойдешь, это довольно далеко. — Опять необоснованная резкость. Или обоснованная? С ее точки зрения?

Ирина энергично толкала перед собой кресло, оказавшееся довольно удобным, а я во все глаза рассматривала окружающую обстановку. Тускловатое освещение, ряды одинаковых дверей по обе стороны длинного коридора, снующие туда-сюда люди, часть из которых была в униформе медперсонала, кто-то — в пижамах, подобным той, что надета на мне, некоторые были одеты красиво, как Ирина.

Мы остановились у одной из дверей, несколько отличную от уже виденных. Неожиданно странная дверь с натужным жужжанием разделилась надвое и втянулась в стены, из разверстого дверного проема стали выходить люди, освобождая путь. Кресло вкатилось в крошечное помещение без окон, двери с шумом сомкнулись, Ирина коснулась какого-то значка на стене, пол дрогнул. На мгновение возникла тянущая пустота в животе и я вскрикнула, пугаясь новых ощущений.

— Лизка, ты чего?

— Показалось, что пол ушел из-под ног. — Фу, какой у меня голос, слабый и дрожащий. Надо с этим что-то делать.

— Это же лифт, иногда так бывает, когда едешь вниз, забыла, что ли?

— Ирина, я не могу забыть то, чего никогда не знала! — Теперь голос звенел злым раздражением, — я никогда не была в лифте, постарайся понять! Здесь все для меня впервые.

Ответить Ирина не успела, пол снова дрогнул, двери разъехались, выпуская нас из своего ненадежного нутра. Опять длинный коридор и коляска вкатилась в палату, похожую на мою. На высокой кровати спал паренек лет десяти — одиннадцати. Кожа на его впалых щечках была мучнисто-белой, эту нездоровую бледность подчеркивали частые крупные веснушки. Мальчик обладал ярко-рыжей, волнистой шевелюрой. Вот веки его дрогнули, глаза открылись и я его узнала, это был мальчик, изображенный на фото в Лизином планшете, тот, к которому она так ласково прикасалась.

Глаза паренька были испуганными, наверное, мы резко прервали его сон. Едва слышным шепотом он сказал:

— Здравствуйте, леди. — Это простая фраза поразила меня как боевое заклинание, мальчик говорил на моем родном языке, языке мира Араш.

Часть 11

-/Ирина/–

Рассказ моей малохольной подруги об иномирстве очень трудно принять всерьез, проще было думать, что это последствия затяжного наркоза, похожего на кому, и находится рядом — невыносимо, оставалось только сбежать, правда, коллеги такое мое состояние называли “ведьма на помеле”, потому что я не только быстро передвигалась, но резко отрицательно реагировала на внешние раздражители, иногда это имело необратимые последствия для самолюбия этих самых раздражителей. Спала крепко, не позволив себе провалиться в думы о странностях Лизки. Мозг получил пищу для размышлений, надо дать ему время ее переварить.

Весь следующий день был плотно расписан. Семь часов в суде, то еще испытание, думать о постороннем некогда, на моей ответственности были судьбы людей и немаленькие деньги.

Стоило мне войти в свою по ночному тихую квартиру, оставляя проблемы клиентов за порогом, как тревога за единственного близкого человека стала основной темой раздумий. Машинально выполняя