Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я карабкалась больше часа, но всё было безрезультатно, я не продвинулась ни на метр выше своего роста.
Я падала целую тысячу раз, разбивая ноги в кровь, и она стекала тоненькими струйками в мои туфли.
Усталая и поверженная, я направилась к дому и сразу легла спать. Эта ночь в Раю не слишком-то походила на райские кущи, но был и один весьма увесистый плюс. Я смогла пройти сквозь стену и найти ту женщину. Завтра я напишу ещё одну главу и вытащу её в свой мир, чего бы мне это ни стоило.
Постель была завалена осенней листвой, а рядом, на тумбочке, стояла бутылка молодого вина. Я хотела рассмотреть этикетку, и из-под бутылки вылетела бумажка, она так же, как и моя мебель, была отмечена гербом, но слегка иным, чем мой: буква Р и половина солнечного диска с лучами. Ниже красивым ровным почерком было написано:
«Надежда» – Лучшее вино Розового Острова, только для тебя.
Я налила это вино в чудесный хрустальный бокал, непонятным образом прикреплённый к кованой ножке, выпила его залпом и погрузилась в сон, которому не было равных…
Я летела высоко-высоко над землёй, и я была свободна, как ветер… И он больше не был моим врагом, напротив, он стал мне братом по духу, и другом – по направлению полёта наших мыслей. Мы вместе влетели в рассвет и растворились в нём под лучами жаркого солнца.
Когда я проснулась и встала с кровати, что-то очень больно воткнулось мне в ногу. Наклонившись, я увидела разбившийся бокал и подняла его за кованую ножку. Стекло вывалилось, и в моей руке оказался предмет, напоминающий ключ с насечками и рукояткой. Если есть ключ, то и дверь рано или поздно найдётся. Но это сейчас было не главное… Я сунула ключ в карман, а сама поспешила в кабинет писать новую главу. Мне нужны были силы. Много сил! Но в кабинете меня ждало разочарование, бумаги на столе не было, а нижний ящик стола не открывался.
Значит, не время ещё. Что ж – подождём…
Я спустилась вниз и вышла на улицу. Ободранные вчера ночью ноги ныли и кровоточили. И не успела я подумать, что в мире фантазий раны должны заживать мгновенно, как они перестали болеть, а вскоре и исчезли вовсе.
Всё та же осень встретила меня холодным ветром, и мне пришлось помечтать о тёплой куртке. Но эта мечта не сбылась. Тогда я пошла другим путём…
Бабье лето теряло мне под ноги пёструю листву, и я подкидывала её ногами. Некогда цветущие луга – подсохли, и высокая пожелтевшая трава пела свою шуршащую песню.
Мне было так хорошо, так спокойно, я даже не пошла к скале, понимая, что сейчас это бессмысленно, а просто прошлась по посадке возле дома, где большие сосны вчера сменились берёзами, осинами и огромным огненным клёном.
Я нагребла кучу листвы и села на неё, запустив руки в огненный костёр, пылающий вокруг меня. Я выбрала самый яркий лист и поднесла к своему лицу, чтобы вдохнуть осенний дух, но он пах машинным маслом…
Я начала тереть его в ладонях, но он, как пластилин, размяк и испачкал мне руки.
Я вскочила, как ошпаренная.
– Не настоящие!
Деревья, листья, осенний воздух, земля… Даже земля была не настоящая! Я начала рыть её руками, но вскоре мои пальцы коснулись чего-то холодного, очень холодного, как стенка в морозилке, и я отдёрнула руки.
Ни одной букашки, ни птички в небе, лишь искусственные звуки, ароматизаторы воздуха и суррогатные деревья. Бог знает из чего всё это сделано?
– Где я?
Так беспомощно и одиноко я себя ещё не чувствовала…
Инстинктивно мне хотелось бежать, куда глаза глядят, но невидимая стена откинула меня назад, в густую, но не настоящую траву.
Я встала и пошла вдоль этой стены, касаясь её рукой. Иногда мне под пальцы попадались полости металла или крепления. Она была не однородной и явно состояла из множества частей, скреплённых межу собой.
Так я дошла до скалы. Похоже, скала была настоящая, из очень твёрдого камня. Невозможно было отколоть ни кусочка, как бы я ни старалась.
Я вновь попыталась вскарабкаться на гору, но тщетно. Сначала нужно научиться летать, как птица, или найти того, кто создал этот мир.
Я заметила, что начало темнеть, и поспешила в дом, где в кабинете меня уже ждала заветная стопка листков, о которых я мечтала с самого утра. Это было единственно настоящим из всего того, что окружало меня.
Глава 3. Робинзон Розового Острова
Иногда обычные люди похожи на настоящих волшебников, а волшебники – на самых обычных людей. Разница лишь в том, во что ты веришь.
Он сидел на крылечке, подперев голову руками, и мечтал. Вдаль уходила розовая волна плывущего облака. Она казалась бесконечной, такой бесконечной, что дух захватывало от восторга. От лёгкого ветерка волна вздрагивала и казалась живой, словно неведомое розовое чудовище везёт на своей спине и домик, и садик, и пруд с надоедливыми лягушками.
Это движение чувствовалось во всём, но на деле это была всего лишь – иллюзия. Он смотрел в эту розовую даль, и постепенно его глаза закрывались. Он уже не ощущал ни времени, ни пространства. Он думал только о ней.
– Что-то она делает сейчас? – спрашивал он сам себя. – Всё ли у неё хорошо?
Лягушки сегодня как с цепи сорвались! Их неугомонный хор в меленьком, затянутом ряской пруду не умолкал ни на секунду. Он встал, поправил полы пиджака и крикнул во всё горло:
– Да замолчите же вы! Сколько можно?
И уже мягче:
– Дайте отдохнуть, право слово, устал я от вас. Вот возьму и превращу в улиток безмозглых. Как квакать-то станете, оглоеды зелёные?
Этот крайний шаг с устрашением возымел своё действие лишь на минуту и снова – ква, ква, ква.
– Да что с ними сегодня?
Раньше он не позволил бы себе повышать голос на обитателей облака, ведь они скрашивали его одиночество. Он разговаривал с ними – рассказывал им свою прошлую жизнь и доверял свои сердечные тайны. Но сегодня…
Кажется, сегодня дело было вовсе не в лягушках, а в нём самом. Сегодня было ровно 100 лет с того дня, как он умер. И ровно 100 лет, как он видел её в последний раз. Она уходила прочь по розовой дорожке к самому краю облака, а он просто смотрел ей вслед, не смея окликнуть, не имея возможности догнать.
Тогда он поклялся сам себе, что дождётся её. Пусть она знает, что это место на веки вечные принадлежит им обоим. Их миленький домик, который она обставляла с такой любовью, её садик с дикими сортами ароматных роз, его любимый виноград, зреющий на сочной лозе, и их общие лягушки, глупые, но такие певучие лягушки, квакающие по вечерам вальсы самого Иоганна Штрауса. Он надеялся, что она тоже всё это помнит и знает, что он ждёт её здесь.
Но… Что-то свербило внутри, словно штопор входил в упругую пробку закупоренной бутылки. Он попробовал полить виноград, но упрямая лейка вместо зелёной лозы налила воды ему на ботинки. На его любимые и единственные ботинки. Это конечно – пустяки, иллюзия, но всё равно – обидно. Он отбросил лейку в сторону и пошёл прочь, даже не обернувшись.