— Однако они так никогда и не покинули нас, — проговорила Джо. — Стражи. Их дух всё время витал в воздухе. Так бывает, когда чувствуешь запах, но никак не поймёшь, откуда его принесло.

Тот запах. Гарь. Я знала, откуда он пришёл — из прошлого. Останься. Останься со своей дочерью. Я вздохнула:

— Ладно, Джо. Ты права. Нам следовало сказать тебе. Прости.

Она не поверила мне, но успокоилась, и в это мгновение я не желала большего. Позже я буду сожалеть об этом. В тот момент уже сожалела. Следовало ехать одной. Моя семья здесь совершенно ни при чём.

Мы высадились из вагона в Международном транзитном порту Эшланд. Его заполонили люди, робокары и автоматические приспособления обеспечения безопасности. Гул самолётов перекрывал волну тысяч голосов.

Я крепко обняла дочь в проходе под аркой между платформами и выходами к самолётам. Джо обняла меня в ответ, прижавшись лицом к моему плечу, и я почувствовала, что её захлестнула волна любви и нежности, поток теплоты, растапливающий холод. Я долго не отпускала её, и она позволила мне уйти.

Она отпрянула и осталась на расстоянии вытянутой руки от меня. В ней всё ещё жила маленькая девочка, и теперь её вполне можно было разглядеть, если знать, как проникнуть за щит бледно-голубых глаз, обманчивое выражение которых выдавало искушённую и умудрённую опытом женщину.

— Ты же позвонишь, правда? — искренне спросила она. — Скажи, что не уедешь, не позвонив.

— Я никуда не собираюсь уезжать, Джо.

Её лицо выражало недоверие, и мне захотелось взять свои слова обратно. Джо ушла, пробираясь через толпу, уверенно и не оглядываясь назад.

Я стояла на том же месте, пока всё тепло её объятий не остыло, превратившись в новый пласт льда внутри меня.

Я могла бы вернуться. Я могла сказать, что это не важно, и вернуться домой. Я была не у дел. Я была свободна. Эта война (если это была война) — для других людей. Я была слишком стара, слишком изранена, слишком долго далека от всего этого.

Но я шагнула в поезд, идущий в Чикаго. Я нашла свободное место у круглого окна в вагоне первого класса и наблюдала, как мимо проносятся неясные образы и расплывчатые серо-зелёные очертания мира, который я только что покинула.

Чикаго — второй по значению город, Город номер два. Факт, служащий постоянным источником раздражения. Вечно юное, младшее дитя, оно заслужило славу шумного, громогласного, непокорного и гордящегося собой даже в поражении. Во времена войн на Великих озёрах Чикаго не отгородился от них, как Торонто, и не менял своих позиций несчётное количество раз, как Детройт. Чикаго оставался верным своим собственным традициям и распахивал свои ворота перед всеми, превратившись в свободный порт, где было позволено всё, за исключением грубого вмешательства в чужие дела.

Сейчас это один из самых высотных городов мира, место с лазерным светом и живущими солнечной энергией башнями: беломраморными, песчано-рыжими, гранитно-розовыми, хрустально-прозрачными, алмазными, рубиновыми, янтарными, изумрудными и сапфировыми. Вагоны канатной дороги, надземные поезда на магнитной подвеске и пешеходные переходы со стенами из закалённого стекла соединяют эти башни друг с другом. Эта блестящая городская паутина растянута над руинами старого, приникшего к земле города с заброшенными парками и другими древностями. Некоторые из таких районов — живущие собственной жизнью анклавы — существуют в сумеречном свете нового города, а в других постепенно разрушаются памятники прошлого, как значительные, так и не очень. Толпы людей наводняют эти призрачные места на Хеллоуин и в День святого Валентина, соперничая с потоками народа, заполняющими Новый Орлеан в День Екатерины.

Среди самых живучих призраков — Юнион Стэйшн.

— Вниманию пассажиров: Юнион Стэйшн — действующая зона рекламы и объявлений. Если вы не желаете вводить / загружать / получать персональные объявления, пожалуйста, отключите все устройства ввода данных.

Я убедилась, что мой телефон отключён, подхватила пальто и перчатки и перекинула свой рюкзачок через плечо. Стиснув зубы, поднялась и влилась в поток пассажиров, выплеснувшийся в древний холл из песчаника и мрамора.

У меня нет ни глазных, ни ушных имплантатов, поэтому ничто не защищало мои органы чувств от буйства красок и звуков. Стремительный натиск шума и разноцветья таил для меня угрозу. Усилием воли я заставляла себя идти. На сотнях светящихся рекламных щитов образы сменялись настолько быстро, что я не успевала их разглядеть. Дюжины самых разных песен неприятно резали слух. Неестественный лёгкий ветерок доносил до меня запахи пищи и духов. Их неприятное сочетание поочерёдно заставляло выделяться слюну и сжиматься желудок. В целом это место можно назвать центром постоянных встреч и сборищ самых шикарных, экстравагантных, необычных и поистине эксцентричных людей, таких как нанятые актёры и модели, которые вполне в состоянии конкурировать с кричащими рекламными щитами в борьбе за привлечение моего внимания.

Я глотнула воздуха и поняла, что, невзирая на ядовито-густые искусственные испарения, я пока ещё могу дышать. Прошла всего какая-то минута, но я сумела сконцентрироваться на реальности и окинуть беглым взглядом множество народу, ожидавшего прибывших пассажиров. Никто не двинулся мне навстречу. Естественно, я умышленно не сообщила, когда именно приезжаю.

Я прошла через главный терминал, автоматически выбрав походку — не туристки: взгляд устремлён вперёд, плечи распрямлены, пальто надеваешь на ходу, не позволяешь людям или рекламе завладеть твоим вниманием. Ни при каких обстоятельствах.

В скоростном лифте мне пришлось терпеть общество двух смешливых, набивающих себе цену, испещрённых татуировками актёров, которые с энтузиазмом обсуждали новую игру, в которую играли прошлой ночью. Казалось, в ней переплелись смерть, зомби, всяческие трюки, ухищрения и много виртуального секса.

Я с трудом удержалась от того, чтобы не броситься бегом по проходу, ведущему к поездам надземки до зоны Дэарборн. Я пересекла пределы Юнион Стэйшн, сопровождаемая посланиями, доносящимися с разных рекламных щитов, реагирующих на движение: «Возвращайтесь скорее, у вас ещё есть время воспользоваться преимуществом…» — и сразу же успокоилась.

Наконец я увидела сидевшего на скамейке Виджея Кочински.

Он уже снял очки и собирался спрятать их в карман пиджака, когда я пробралась к нему через наполовину заполненную людьми платформу. Я остановилась перед ним как раз в тот момент, когда он встал.

— Привет, Тереза. — Он произнёс это так, будто приветствовал какую-то весьма значительную персону после её долгого отсутствия.

— Здравствуй, Виджей.

В детском возрасте Виджей был оптимизирован ради достижения всех мыслимых высот. Некоторые родители делают для своего ребёнка всё, что в состоянии себе позволить (и кое-что, чего позволить не могут), чтобы наделить его определёнными преимуществами на материальном или генетическом уровне. Давно известно, что люди автоматически более благосклонно относятся к высоким красивым мужчинам с голубыми глазами (чего лично я никогда не понимала, но тем не менее так оно и есть). По этой причине Виджея тщательно обследовали, сделали ему кучу инъекций и как следует поработали над ним, пока он не стал обладателем всех этих качеств, а в придачу и кое-каких других.