Чтобы защитить свои антенны от такого множества болезненных сигналов в воздухе, она шла, опустив голову. Воздушные потоки и электрическая пульсация от тысяч пчел струились через нее, но Флора игнорировала их. Ее внимание удерживала одна пульсирующая тропа, ясная и простая, ведшая ее через опасно загруженную прихожую, где ей пришлось замедлиться из-за бури данных под ногами.

Вошла толпа работниц, принеся с собой смесь запахов, Флора подняла голову – и тогда ритм в ногах потянул ее дальше. Она протиснулась мимо дверного проема большого зала, из которого доносились многоголосые приветствия, и какой-то неизвестный мощный запах прокатился по воздуху, но все это было для нее уже чересчур, и она низко пригнулась к самой земле, чтобы двигаться дальше.

Она поняла, что идет в группе пчел, также источавших едкие запахи, и вдруг осознала, что одна из них обращается к ней. Флора посмотрела в темное лицо уборщицы, спешно пытавшейся направить ее в дверной проход. Войдя внутрь, Флора и нашла свободное место на полу. Плитки с их простым запахом подсказали ей, что следует положить тело мертвой Клевер, и его тут же унесла другая работница. Чьи-то руки вытолкнули ее назад в коридор, и она влилась в другой поток уборщиц. Пчелы маршировали молча, опустив темные головы, и они больше не были грязными или отталкивающими, а их запах внушал спокойствие.

Смена уборщиц не отмечалась колокольным звоном, менялись только запахи грязи, которую они убирали, а работа перемежалась приемом самой простой пищи. Не было ни болтовни, ни сплетен, поскольку никто из уборщиц не умел говорить, их общение состояло в совместном труде и обмене запахами.

Работа Флоры, как и всех ее товарок, проходила в состоянии отупения, перемежаемого молитвами Служению. Когда аромат Любви Королевы поднимался через вибрирующие соты, уборщицы останавливались, где бы они ни находились, и сливали голоса в невнятном мычании, выражая почтение. В такие моменты Флора испытывала блаженное облегчение от мучившей ее головной боли. Затем все возвращались к работе, и ее сознание полностью концентрировалось на выполняемой работе.

* * *

Сестры всех пород рождались и умирали сотнями каждый день, так что сбор мертвых тел был обычным занятием для всех уборщиц. Пока Флора переносила тела, она хорошо запомнила маршруты с верхнего и среднего до самого нижнего уровня улья, где располагались морг и свалка. Некоторые пути были заблокированы особыми запахами, настроенными на определенные породы, чтобы флоры не могли осквернить священные области улья, такие как питомники на среднем уровне или зал Продувки и Сокровищницу на верхнем уровне. После того как Флору раз или два отбрасывали мощные запахи, даже такая нерасторопная уборщица, как она, усвоила, что туда ходить не следует, но иногда на среднем уровне улья она улавливала запахи Питомника, плывущие по воздуху, и они будоражили ее мозг. Чем дольше она стояла, тем сильнее они выводили ее из себя, пока она не уходила оттуда, постанывая.

Несмотря на то что положение уборщиц было ниже низшего, даже в отделе Уборки имелась иерархия по способностям. Определенные пчелы породы Флоры могли покидать скучные, протоптанные маршруты и собирать отходы в труднодоступных местах, эти сестры также ненадолго вылетали из улья, чтобы вынести трупы или особенно зловонный мусор и сбросить на безопасном расстоянии от улья. Пчелы второй группы, к которой относилась Флора, испытывали такую страшную боль в антеннах, если хотя бы на шаг отклонялись от определенных маршрутов, внешняя граница которых отмечалась моргом или грузовой площадкой на самом нижнем уровне улья и рядом со взлетной доской. Иногда Флора останавливалась там, где явственно витал необычный запах Воздуха, настолько сильный для ее тела, что крылья дрожали, наполняясь странным ощущением. Но когда она там задерживалась, то испытывала боль, а когда возвращалась к своим обязанностям, испытывала облегчение.

За уборщицами повсюду надзирали представительницы высших пород пчел, потому что им не доверяли. Сегодня за Флорой надзирала Сестра Вьюнок, длинная и тонкая пчела с редким мехом и грубовато-безразличными манерами. Она следила за работой уборщиц в свободной области зала Прибытия трутней, где они вычищали недавно использованные инкубационные камеры, подготавливая их к ремонту освященным воском.

Каждой пчеле поручались свои камеры для чистки. И хотя никто из них не мог говорить, они мычали и скребли в одинаковом ритме, радуясь своей работе. Некоторые внимательно присматривались к действиям соседки и молча указывали на малейшие следы грязи, пока другие проверяли, хорошо ли собран для удаления грязный воск. Между камерами трутней не было направляющих дорожек, и Флора, желая прекратить болезненное смятение, прижимала книзу свои израненные антенны, чтобы сфокусироваться на малейших точках. Она работала как одержимая, ее работа была безупречной, потому, когда настало время Служения, Сестре Вьюнок пришлось прикрикнуть и кинуть в нее куском воска.

С любого места в зале Прибытия трутней уборщицы могли слышать многоголосый хор улья, доносившийся сквозь резные стены. Когда вокальные вибрации приносили благоухание Любви Королевы, мерцавшее сквозь мембрану медовых сот и проникавшее вглубь их тел, одни флоры издавали нечленораздельные возгласы счастья, а другие делали ритмичные движения, словно пытались танцевать. Флора же была одной из многочисленных пчел, которые стояли в оцепенении, охваченные блаженным чувством любви, до тех пор, пока божественные волны не начали убывать.

В ней возникло сильное, как голод, странное ощущение, но это не была потребность что-то съесть или выпить. Казалось, ее собственный живот тяжело тащился позади нее, а неподвижный скрученный язык распухал у нее во рту. Когда группа вернулась к работе, это ощущение сделалось еще более навязчивым. Пытаясь избавиться от него, Флора закачалась из стороны в сторону.

– Прекрати это, ты, глупое создание! – прикрикнула на нее Сестра Вьюнок, поднимая тонкий прутик из прополиса, которым она шпыняла уборщиц, не желая касаться их, и замахнулась на Флору. – Забирайся в эту ячейку и вычисти ее, если не хочешь, чтобы я предала тебя Благодати.

Флора покорно забралась в следующую свободную сотовую ячейку трутня. Воздух в ней был едким и зловонным, стены и пол покрывали фекалии. Даже несмотря на угасшие чувства Флоры, ее мозг испытал бурную атаку запахов со стороны отходов этого трутня. Когда зловоние уничтожило последние благоуханные ноты Любви Королевы, внутри Флоры внезапно вспыхнула ярость. Она набросилась на стену и стала грызть ее, ощутив дикое сексуальное возбуждение от запаха грязи. Ком у нее во рту загорелся двумя точками боли по сторонам лица, но она с одержимостью продолжала вгрызаться в стену, вырывая большие куски воска и швыряя их в коридор. Затем у нее вдруг полностью восстановились слух и зрение, и ее ужаснул хаос запахов.

В страхе Флора выскочила из камеры трутня. Где-то поблизости тончайшая струйка Любви Королевы вилась по полу, просочившись сквозь соты, и Флора бросилась на пол, вдыхая ее, чтобы усмирить пылающую черную боль в голове.

– Флора-717! Ты ведешь себя как бешеная муха – прекрати это!

Сестра Вьюнок попыталась пнуть Флору ногой, заставив подняться с пола, но та всей своей массой ухватилась за воск, всем телом впитывая до последней молекулы аромат Любви Королевы. Хилые пинки Сестры Вьюнка не причиняли ей боли, поскольку нечто намного более мощное происходило в ее уме и теле.