До одной субботы.

Уже в 11 вечера она была дома.

– Мужчины, Жюльетта. – Она глубоко вздохнула. – Они все одинаково дурны, и нет, ничего у меня не спрашивай, ты все равно не поймешь.

Кто-то запал ей в душу. Это было непривычно для нашей матери, она явно потеряла голову. Без наигранных слов и жестов, никакой комедии в этот раз. Она казалось по-настоящему несчастной. Я не хотела знать, кто ее так ранил и любит ли она его так же, как нашего отца. Это ведь невозможно, зачем тогда спрашивать.

– Иди, – сказала я, – иди спать, мама. Утро вечера мудренее.

Слова нашего отца: сколько раз я слышала, как он их произносит. К моему удивлению, они словно сами собой сорвались с губ. Я могу на тебя положиться, говорил он, он всегда это знал.

На следующий день было воскресенье. Она сидела за столом в халате, когда я ушла работать в пекарню, и когда я вернулась после полудня, сидела там же.

– Хочешь, чтобы я сегодня осталась дома, ма? Можем поиграть в карты, отвлечешься.

– Ах, детка, ты всегда так ждешь свой урок. Я сегодня лягу спать вовремя, высплюсь хорошенько и буду свежа завтра в аптеке. Никто не увидит твою мать поверженной.

Она засмеялась.

И сидя вот так, в халате и тапках, с нечесаными волосами и сонным лицом, она выглядела сильной, как сто лошадей.

Я засмеялась в ответ.

– Я в тебя верю, – сказала я.

Когда я вернулась домой с полной музыки головой, она лежала на диване с Миа на коленях.

– Малышка, – сказала она. – С ней что-то не так.

Я села рядом с Миа и потрогала ее лоб.

– Температуры нет.

– Пока нет, но может и подняться. На всякий случай я сообщила доктору Франссену.

Она кивнула Миа.

– Расскажи-ка Жюльетте.

– Я кашляю. – Миа покашляла. Прозвучало смехотворно.

– И у нее болит живот, – добавила мать.

Полчаса спустя нашу Миа вывернуло наизнанку в туалете.

– Она больна, – сказал доктор Франссен. – Это ясно.

Словно приз выиграла, вот как выглядела наша мать в этот момент. Но у нее не было никакого приза, у нее заболела Миа.

– Вероятно, желудочный грипп, – сказал доктор Франссен.

– Но у нее все еще нет температуры, – сказала я.

– Не у всех бывает температура при желудочном гриппе. Меня больше обеспокоит, если это окажется чем-то другим. Сейчас грипп повсюду носится. Сами знаете, дети цепляют все подряд. Я ей что-нибудь дам от поноса.

Он посмотрел на нашу мать.

– Дай мне знать, если через пару дней не пройдет.

– Ты завтра зайдешь?

– У некоторых пациентов высокая температура, первым делом я должен навестить их.

Мать кивнула.

– Не беспокойся, мы сами о себе позаботимся.

Я кивнула. В этот раз она была права. Мы много месяцев удерживались на плаву. Уж грипп-то мы точно переживем.

Весь вечер у изображения Девы Марии горела свечка. За нашу удачу, говорила мать, за то, чтобы мы ее не потеряли. Когда свечка догорала, ставили следующую. И следующую. Но нашу удачу мы все же потеряли.

Поскольку Миа болела, мать оставалась днем дома. К вечеру, когда я возвращалась и могла присматривать за малышкой, она шла на работу в аптеку. Миа не задавала нам много работы. Целыми днями она спала, не просыпаясь даже ради завтрака, обеда и ужина.

– Ей надо поесть, ма.

– Больного принуждать нельзя.

– Ты видишь то, что хочешь видеть, ма.

– Послушай детка, все будет в порядке. Раз доктор Франссен не паникует, то и мы не будем.

Хорошо, что он был рядом. Он заходил каждый день после полудня. Я его ни разу не видела, но это было не важно. Он приглядывал за нашей Миа, чтобы она совсем не ослабла.

В тот день я его увидела.

Пекарь с женой отмечали двадцать пять лет со дня свадьбы, мы поели торт, спели «Долгих лет жизни»[9] и могли расходиться по домам. Когда я вышла на улицу, шел дождь.

– Подожди, пока не кончится, – сказала жена пекаря.

Я покачала головой.

– Наша Миа болеет.

– Ты за нее боишься.

– Она уже какое-то время почти не ест.

Жена пекаря кивнула.

– Ты нужна матери, иди, девочка. – Она отрезала от торта большой кусок. – Может быть, этим твоя сестра соблазнится.

Я завернула торт в бумагу из-под масла и на велосипеде поехала под дождем домой.

Там был доктор Франссен. Мать сидела рядом с ним в своем самом красивом платье. На столе стояла бутылка вина. Бутылка была пуста, а рядом поблескивали два бокала. Мать не открыла ни единой бутылки с тех пор, как умер отец. Даже пока он был жив, у нас дома вино пили только в особые дни. Наверное, сегодня было что отмечать. У доктора Франссена день рождения? Я тепло кивнула ему.

– У вас праздник?

– Ты права, Жюльетта, – сказала наша мать с широченной улыбкой, – у нас действительно праздник, ведь доктор Франссен понял, чем больна Миа, и это прекрасно лечится.

Как же я обрадовалась.

– Ох, доктор Франссен, – выдохнула я.

Он слегка улыбнулся.

– Я имею основания предполагать, что у нее дефицит железа. Я взял немного крови на анализ, через пару дней узнаю результаты. А пока ей можно начать принимать лекарства, чтобы побыстрее выздороветь.

Он говорил с такой радостью. Он правда в это верил. А если верил он, то и мне нужно было поверить.

– Спасибо вам, доктор Франссен, – сказала я, – за все ваши заботы.

– Это мой долг, детка. Кстати, о долге – меня ждет следующий больной.

Он посмотрел на нашу мать.

– Если хочешь, можем вместе доехать до аптеки. Жюльетта же пришла.

Мать кивнула и поднялась.

– Еду найдешь на кухне, Жюльетта. Малышка наверху, спит. Дай ей поспать.

Они уехали.

Дать ей поспать? Сейчас, когда нашей Миа стало получше, она, наверное, голодна. Кусок торта! Я сняла с него бумагу, положила на тарелку и с радостным возбуждением кинулась наверх.

В кровати нашей Миа не было. Она сидела на полу прислонившись к стене. Ее трясло так, словно весь мир вокруг нее рушился. Она смотрела на меня глазами полными ужаса. Времени размышлять, что это и насколько опасно, не было. Я рывком подняла ее и прижала к себе. Она принялась пинать ногами воздух, попала по торту. Я закричала, что это я, Жюльетта, что мир вокруг не рушится и что она не умрет.