— Но вы ведь этим занимались, так? Добывали души?

Она пожала плечами.

— Хочешь верь, хочешь нет, но кое-кто из нас действительно помогал тем людям. Мы называли это раскидыванием шатров. Мне поручили привезти вакцину в те места, на работу в которых у правительственных программ не хватает финансирования, то есть везде. Но Джеффу приходилось разъезжать по всему региону, и он оставлял меня старшей над местными врачом и медсестрой. — Ее слова снова зазвучали скучно и буднично. — Работать было легко. Местные верили в программу и ни в чем не подозревали нас до самого конца, когда все пошло наперекосяк. Не могу сказать, когда именно это началось. — Теперь я едва ее слышала. — Знаю, была среда, потому что пришел почтовый корабль из Лилонгве.

На минуту ее глаза закрылись, и я подумала, что она заснула.

— Клемми, — сказала я. Она открыла глаза. — Лилонгве.

— Да, да, знаю. Просто собираюсь с мыслями. Даже от них устаю. Нужно учитывать, в каком мы были положении. На том участке побережья было около дюжины поселков, человек по пятьдесят на каждый, дети, старики, семьи. Раз в две недели я их объезжала, проводила ночь, иногда две, и двигалась дальше. По сути, это были домашние обходы, и все складывалось удачно, система работала. Люди не болели и благодарили за это Бога, что просто великолепно. Всякий раз, когда я приезжала, ко мне с радостными криками бросались дети. Можешь себе представить, какая это радость, когда нет своих детей? Словно вдруг унаследовала целый выводок разом.

Когда она гасила сигарету о пузырек с лосьоном, руки у нее дрожали.

— Местный доктор говорил, что единственно тяжелые случаи тут — жертвы СПИДа, но они не наша проблема. Их забирали в больницы Лилонгве. Большинство из наших даже не заболевали. Ни одного случая лихорадки. Поэтому когда они начали исчезать, я ничего не понимала. У детей были прививки. А до них ведь успели привить и взрослых. — Ее голос дрогнул. — В этом я была уверена, ведь вакцину привезла я. И медсестра прививала детей на моих глазах.

Я следила за дорогой, залитой лунным светом. Голос Клемми стих. В июне я выйду замуж. Мы уже заказали павильон в «Уэйв-хилл». Столько предстоит сделать! Мне надо позвонить сотне людей. Надо назначить встречу со священником церкви Игнация Лойолы. Надо позвонить Роберту и извиниться, что я его расстроила с амстердамским подарком. Протягивая мне розовую коробку, он сказал: «На случай, если тебе захочется станцевать у меня на коленях». Эти слова звучали у меня в голове, когда я открывала подарок, и почему-то меня спровоцировали. Но, оглядываясь назад, я понимала, как глупо себя вела. Позвоню Роберту из отеля в Брасове и пообещаю ему этот танец.

— Беды не приходят поодиночке, они наваливаются разом. Я выехала в понедельник с обходами и увидела тот ужас воочию. Один поселок за другим. Я ходила к старейшинам и слышала одно и то же. Все дети пропали. Когда я добралась до последнего поселка, то уже была вне себя. — Голос ее дрожал и прерывался. — Вне себя от ужаса. Словно мне восемь лет, и я лежу ночью в кровати и всматриваюсь в шкаф. Именно так. Понимаешь? — Она повернулась посмотреть на меня. Я не понимала, не хотела понимать, но кивнула. Если ей не сочувствовать, она еще больше расстроится. — В одной деревне остались только двое, мужчина и женщина, они сказали, что их дети ушли в джунгли. Ночью на берегу появилась группа белых мужчин, прошла через середину поселка, и за ними потянулись последние оставшиеся дети.

Это показалось мне подозрительным.

— А они этих белых описали?

Клемми понизила голос.

— Призраки. Именно такое слово они употребили, но я называю их белыми.

Такой ответ меня не удовлетворил. Кто сказал, что призраки обязательно белые? Между тем история Клемми меня заинтриговала.

— И что случилось потом?

— После детей ушли бабушки-дедушки. Люди собрались и ушли ночью старыми тропами в джунгли, где и исчезли. Эти двое сказали, что призраки придут и за мной. А после я слышала это снова и снова. Немногие уцелевшие в каждом поселке касались моих белых рук и качали головами, мол, тебя это не защитит.

«Возможно, виновата сама Клемми, — подумала я. — Очень даже может быть».

— С тех пор я часто думала, что те белые люди, наверное, разновидность вампиров, — продолжала она.

Из машины словно исчез весь воздух.

— Нет.

— Никто за мной не пришел, но под конец последнего объезда берега вообще некому было помогать. Деревни совершенно опустели. Не осталось ни души. Никто не приходил к устройству для очистки воды у колодца. Не играли дети. Поэтому я собрала рюкзак и пошла в джунгли за ними. Джефф нашел меня в гостинице в Лилонгве, но я не знала, как туда попала. Я ничего ему не сказала. И до самого своего ухода, до дня, когда он меня бросил, он считал, что жители наших поселков стали жертвами повстанцев. Правду сказать, он винил меня в том, что мне не хватило присутствия духа, так он вроде бы сказал.

Я постаралась найти рациональное объяснение. Возможно, это были повстанцы. А может, она случайно убила тех людей и теперь не в состоянии это пережить. Детей сгубила ее программа вакцинации. Или, может, это было какое-то неизвестное заболевание, а она винит себя. А еще вполне вероятно, дети и их родители уже были больны, и вакцинация опоздала. Последнее казалось самым правдоподобным. Она рассказывала историю своего провала в надежде его искупить. Клемми обнимала себя руками. Ее била дрожь. Я испытывала пугающее, нежеланное сродство с ней.

— Нам нужно отдохнуть, — сказала я.

Ее голова дернулась, когда машина наткнулась на рытвину в асфальте, и на мгновение ее волосы вспыхнули серебром в лунном луче. Больше до конца пути мы не разговаривали.

До отеля мы добрались без чего-то десять. Бессмысленно пытаться с кем-то связаться сейчас. До бреда устав от долгого пути, я могла лишь ждать, не позвонит ли Олестру, и надеялась загладить опоздание извинениями. Мы с Клемми медлили в вестибюле, пытаясь попрощаться. Я пригласила ее пообедать, но она отказалась. Ей, кажется, в гостинице было не по себе, и она сморщила носик, будто учуяла гнильцу.

А вот я колебалась. Я хотела, чтобы Клемми ушла. Она утомляла меня, выводила из себя и сбивала с толку. Хорошо бы никогда больше ее не видеть. С другой стороны, я привязалась к этой женщине. Против воли между нами возникли какие-то узы. Я была помолвлена, ее бросил муж. И я испытывала жалость. Она казалась заблудшей душой. Я снова предложила ей пообедать вместе, но она сказала, что у нее есть в городе «коллеги». Прозвучало это нелепо. Коллеги. Я не смогла удержаться от ехидства:

— Конференция катализаторов перемен?

Она тускло улыбнулась.

— Ничего такого грандиозного.

Едва мы вошли в вестибюль, она куда-то позвонила, а потом сказала, что за ней приедут. Она умолчала, куда направляется, и я не стала допытываться. Пусть себе хранит свои странные тайны. Поверх рубашки из розовой рогожки она натянула голубой свитер с вырезом углом и снова забрала волосы в хвост, затянув его одуванчиковой резинкой. Лицо она ополоснула холодной водой.