улетают ввысь

идеализма

глупые вороны.

Если тебе —

комсомолец имя,

имя крепи

делами своими.

А если гниль

подносите вы мне,

то черта ль в самом

звенящем имени!

«ЧТОБ ВСЯ НА ПЕРВЫЙ КРИК:

— ТОВАРИЩ! — ОБОРАЧИВАЛАСЬ ЗЕМЛЯ»

А может, не надо было Маяковскому идти в штатные сотрудники «Комсомольской правды»? Может быть, без него бы в РОСТА обошлись, и в Тверь-то несколько раз, может быть, не к чему было ехать, и уж тратить себя на стишок о том, как студент Иванов на пари пять фунтов макарон съел, — тем более? Вот ведь Шкловский пишет: «В РОСТА надо было Володе работать, но меньше… РОСТА — большая работа, но самая большая работа была сделана Маяковским, когда он писал «Про это…» Привычное в литературоведении положение: Маяковских два. Маяковский — поэт-лирик. Маяковский — трибун, общественный деятель.

Были те, что кричали: «Настоящий Маяковский — первый!» Другие просто очень четко делили этих двух Маяковских.

А он вмещал в себя многие и многие чувства. Раньше казалось — не может один человек одинаково страстно любить женщину, мучаться судьбами искусства и мира и ратовать за качество носков, писать нежные письма любимой, спорить на диспуте «Леф или Блеф» и читать в комсомольской аудитории доклад «Даешь изящную жизнь!». Но свидетельства живших с ним рядом и в сотый раз прочитанные его строчки убеждают: он вмещал в себя многие чувства.

Так правомерно ли делить двух Маяковских?

Кажется мне, в отношениях поэта с комсомолом уже есть ответ на этот вопрос.

Все доказывает, что поэт со спокойной гордостью чувствовал: он и комсомол делают одно, стране необходимое дело.

Еще в восемнадцатом году, в предисловии Маяковского к революционной хрестоматии «Ржаное слово»:

«В чем насущность современной поэзии?

«Да здравствует социализм», — этим возвышенный идет под дуло красноармеец.

«Днесь небывалый, сбывается былью социалистов великая ересь», — говорит поэт.

…Идея одна. Чувство одно. Разница только в способе выражения».

На каком-то литературном совещаньице какой-то критик наставлял: «Владимир Владимирович не довел мысль до конца, Владимир Владимирович вот тут не дотянул. Владимир Владимирович…»

Маяковский перебил резко: «Не Владимир Владимирович, а товарищ Маяковский!»

А в редакции «Комсомольской правды» юный журналист Яков Ильин называл Маяковского (Маяковского!) на «ты». И это было вполне естественно — в комсомоле всегда своих называют так.

Или вот еще о том же. В одном из провинциальных городов ребята из молодежного литобъединения, как раз не в пример литературоведам и будущим биографам, не сомневались в серьезном отношении к ним поэта. Вопрос о том, как пригласить к себе Маяковского, решили просто: не может быть, чтобы, приехав в город, он не взял бы в руки местную молодежную газету. И поместили там объявление: «Тов. Маяковский, такого-то числа во столько-то ждем Вас у себя». И подпись.

Как всегда, Маяковский был точен…

Злой, колючий, беспощадно остроумный на выступлениях в Политехническом, он становился спокойнее, мягче, доброжелательнее, — да что там! — он становился почти добродушным на вечерах в студенческих аудиториях, в воинских подразделениях, в Красном зале МК ВКП(б), в Доме комсомола на Красной Пресне.

…— Поднимите, пожалуйста, руки, товарищи студенты, кто в следующий раз придет на мой вечер?

(Подняли все, кроме одного.)

— А вам, что ж, товарищ, не понравилось?

— Что вы, тов. Маяковский, очень понравилось, вот только я завтра в Тверь уезжаю.

— Ну, тогда я сам скоро к вам в Тверь приеду.

…— А в нашем взводе Маяковского только двое читают.

— Если в каждом взводе у меня два активных читателя, то на сегодня мне надо быть довольным. Но я постараюсь в дальнейшем работать так, чтобы в каждом взводе меня читал весь взвод.

Там, в Политехническом, он порой гневно парировал в ответ на записки, здесь комсомольцам он разъяснял терпеливо.

«— Уверены ли вы в том, товарищ Маяковский, что ваше творчество доступно массам?

(Ребята-комсомольцы 20-х годов — народ юный, горячий, но еще не очень грамотный. В «Комсомольской правде» 27-го года напечатано объявление о приеме в университет марксизма-ленинизма, для чего необходимы такие-то характеристики, такой-то стаж да плюс к тому — уметь читать, писать и ориентироваться в географической карте.)

— Не всем доступно. Еще далеко не все привыкли к стихам. Но если будут внимательно читать и, как полагается, по нескольку раз, то через пятнадцать лет они будут доступны всем, а это будет большим достижением… Я лично по двум жанровым картинам проверяю свои стихи. Если встанут из гробов все поэты, они должны сказать: у нас таких стихов не было, и не знали, и не умели.

Если встанет из гроба прошлое — белые и реставрация, мой стих должны найти и уничтожить за полную для белых вредность».

В другой раз почти об этом же говорил стихами:

И мне,

газетчику,

надо одно —

так, чтоб

резала

пресса,

чтобы в меня,

чтобы в окно

целил

враг

из обреза.

Но здесь уже «мне, газетчику» — то самое необходимое стране дело, в котором вместе с комсомолом и был Маяковский. Из года в год меняется его ответ на анкетный вопрос о профессии:

1924 год — поэт и художник.

1925 год — литератор и поэт.

1926 год — поэт.

1929 год — литературный сотрудник «Комсомольской правды»* Что привело поэта в газету?

…Я хочу,

чтобы над мыслью

времен комиссар

с приказанием нависал.

Позже он сказал: «Было много противоречивых определений поэзии. Мы выдвигаем единственное правильное и новое, это — поэзия — путь к социализму. Сейчас этот путь идет между газетными строками».

Сколько всего в газетах опубликовано стихотворений, вряд ли Маяковский считал. В одной «Комсомолке» — более ста. А яркие шапки над газетными полосами и лозунги?

Соберитесь

и поговорите-ка

вровень

с критикой

писателя и художника,

почему

так много

сапожников-критиков

и нет

совершенно

критики на сапожников.

Такие вот, без подписи, в счет не идут. Вы никогда не листали «Комсомольскую правду» конца 20-х годов?

Это была идея Маяковского — сделать газету литературой, а литературу газетой. Как-то его упрекнули в том, что он способствовал «затиранию» в «Комсомолке» литературной страницы.

«Да, я открыто стремился к тому, чтобы она сдохла. Кому нужно, чтобы литература в газете занимала