Болгарские практиканты и Баков летели на таком корабле впервые. Они, правда, провели несколько сеансов в тренажных ваннах Памирского института. Но там прыжок был условен. Когда просыпаешься, видишь все тот же пик Маяковского и то же стадо яков, которое успело за время, пока ты был без сознания, опуститься на несколько сот метров с перевала.

На этот раз между началом и концом сна протянутся мириады километров, число которых доступно математике, но не разуму.

Роботы задраивали крышки ванн. Движения их были спокойны и неспешны. В конце концов, для них ровным счетом не играло роли: людей они запаковывают или посуду.

Антипин, вахтенный механик, который войдет в ванну последним, когда убедится, что остальные заснули и корабль готов к прыжку, проверял герметичность ванн и креплений, улыбался запеленатым, будто мумии, товарищам, переходил к следующей ванне.

… В эти минуты люди начинают думать быстрее, чем обычно. Баков поймал себя на мыслях о Черном море, о теплой гальке пляжа, о пене, взлетающей над набережной Алушты, о солнечных бликах на волнах. Отогнал настойчивое видение, представил, что идет по кораблю: нет ли забытых, неукрепленных, брошенных вещей? У Павлыша в медкабинете? В буфетной? Запаковала ли Эмилия Кареновна голубой сервиз? Баков из чужих рассказов знал, что при выходе из большого прыжка обязательно обнаруживается недостача различных вещей: на большом корабле всего не учтешь, каким бы старательным старпомом ты ни был. Уж очень силен толчок. Но, даже зная это, Баков всем существом противился подобной необходимости. Такое могло случиться на любом корабле, но «Сегежа» не должна подвести…

Снежина представила себе разрушенную мертвую планету. Ветер, дующий между остовами домов. То ли старый кинофильм, то ли прочитанная и давно забытая страшная книга придала видению конкретность вплоть до деталей: повисшего на остатках перил балкона, остановившихся круглых часов на столбе, детской куклы, брошенной посреди мостовой…

Корона Вас думал о том, что после прыжка опять будет болеть голова, вернутся короткие обмороки, неожиданные и унизительные. Потом почему-то подумал, что эволюция обделила людей, дав им только два глаза, сильно ограничив им поле видимости. Сам же он отлично видел и голубой потолок отсека, и дно ванны, блестящее и мягкое, охватившее тело снизу…

Агнесса Колли, сильно приукрашенная воображением Малыша, заглядывала ему в глаза и шептала о том, что обязательно дождется. Последняя радиограмма, подписанная ею, пришла перед самым прыжком. Земля-14 давала «добро». Ближайшие несколько недель, а то и месяцев разделят радистов так надежно, что, захоти Агнесса наконец сказать Малышу «да», новость эта затеряется где-то на полпути к «Сегеже», пропадет, иссякнет.

Антипин убедился, что все в порядке. Включил газ. Он стоял на мостике один, смотрел, как стрелка тянется к красной черте. Он знал, что сейчас мысли пассажиров и космонавтов путаются, превращаются в сны, пропадают. Голубой газ медленно заполняет ванны, охлаждая тела, закутывая их надежно и плотно.

— Что ж, пора и нам, — сказал себе Антипин. Включил сирену «готовность — ноль».

Роботы послушно бросились к амортизаторам. Лишь последний, которому предстоит задраить ванну механика Антипина, шел сзади, пришлепывая ступнями по упругому пластику.

Корабль был мертв. Спал, заколдованный. И Антипин, словно принц, разыскивающий спящую красавицу, медленно шел по его дремучему лесу. Спешить некуда. До прыжка еще девятнадцать минут.

… За тридцать секунд до прыжка «Сегежа» проверила себя: все ли механизмы готовы, все ли живые существа надежно спрятаны, все ли роботы догадались закрепиться. Приборы на пультах у мозга доложили: все в норме.

Корабль содрогнулся — никто из людей уже не почувствовал этого — и, растворившись в космосе, субматериальной волной, проламывая пространство, ринулся к точке, отстоявшей на девяноста три световых года от Земли и на два миллиона километров от Синей планеты.

Хуже всех перенес прыжок корона Аро. Павлыш приказал роботам перенести его в госпиталь. Аро терял сознание и в бреду старался сорвать коробочку лингвиста. Вас приплелся в госпиталь чуть только пришел в себя и долго рассказывал Павлышу о действии коронских стимуляторов. У Вас оказался с собой целый ящик лекарств. Диагномашина не смогла разобраться в болезни Аро: пришлось Павлышу отключить ее и полностью довериться медицинским познаниям Вас.

С мостика позвонил капитан. Спросил у короны Вас, как может отразиться на здоровье Аро торможение. Вас не знал. Договорились отложить торможение на десять часов. «Сегежа» на крейсерской скорости пошла по большой дуге вокруг Синей планеты.

Быков, расчесав казацкий чуб, обходил корабль. Настроение было плохое: «Сегежа» подвела. Роботы занимались ремонтом приборов, пострадавших при толчке. Тетя Миля спрятала разбившуюся чашку, уже третью, в шкаф. Потом попросит Кирочку склеить — у нее золотые руки.

Вынужденная пауза нарушила размеренное течение жизни «Сегежи». Свободные от вахт собрались в кают-компании, в десятый раз читали отчет разведдиска, разглядывали фотографии. Малыш пытался убедить Кудараускаса в том, что жители Синей планеты — потомки атлантов. А то почему бы они столь похожи на людей? Кудараускас, человек трезвый и сухой, обстоятельно доказал Малышу невозможность подобного допущения, чем еще более укрепил Малыша в решимости разрабатывать далее эту гипотезу, благо его функции как радиста подошли к концу и он вместе с практикантами стал «палубной командой».

На мостике Загребин с Бауэром рассчитывали траекторию выхода на ближнюю орбиту. Синяя планета яркой искрой горела на экране локатора. Орбитные данные, предложенные Мозгом, почему-то показались капитану слишком сложными, а раз уж получилась задержка, не мешает заняться умственной физкультурой. Иногда Загребин включал внутреннюю связь. Заглянул к механикам, спросил Кирочку, не утомилась ли. Кирочка покраснела, обиделась; капитан ухмыльнулся и переключился на госпиталь. Аро спал, а Павлыш с Вас спорили о чем-то, рисуя в блокноте схемы молекул, стараясь совместить терминологию двух планет.

Поднялся на мостик Баков со списком повреждений и убытков, нанесенных большим прыжком. Вид у него был виноватый и кончики усов обвисли. Капитан список читать отказался, спросил только, не попало ли в него что-нибудь незаменимое.

— Как вам сказать… — начал Баков. Капитан понял, хмыкнул задумчиво и сказал:

— Я ведь тоже старпомом летал. Недавно еще. Переживал. Мы как-то в метеоритную бурю попали… Не в поток — в самую настоящую бурю. Бьются метеориты о корпус, мебель гнется; куда ни поглядишь, летят осколки корабельного имущества. А надо вам сказать, Алексей Иванович, судно наше было каботажником: Луна, ближние планеты — и домой. Так капитан наш, Паплиян, — не слышали о таком? — он сейчас на Земле, во Втором управлении…