– Кого?

– Бога. Вы что, действительно так уверены, что его нет?

– Перестаньте, молодой человек, – ответил Лопушанский. – Я уверен, что если он и есть, то он не то что нас – он и московские передачи не каждый день смотрит! Главное, чтобы Степан Митрофанович был доволен…

Конечно, для нас это было главным. Но так уж устроен человек, что ему всегда не хватает своего счастья. Ему хочется большего. Нам, например, хотелось, чтобы нас смотрели миллионы! И однажды судьба дала нам такой шанс.

– Слыхали?.. Слыхали?.. – прокатилось по студии. – Владлена Александровича вчера вызывали в обком. К самому товарищу первому!.. За очередные заслуги в сельском хозяйстве нам предоставлена высокая честь участвовать в первомайском «Голубом огоньке»!.. Прямое включение в прямой всесоюзный эфир!.. Целых четыре минуты!.. Сами находим героя, артистов, которые будут его чествовать… В общем, все как положено…

И началось. Телевизионное начальство из Москвы звонило по нескольку раз на день: «Вы понимаете, какая это ответственность? Вас будут смотреть сто пятьдесят миллионов человек! Впрочем, черт с ними, с этими ста пятьюдесятью миллионами… Но кроме них вас будут смотреть еще девять человек – членов Политбюро, а это уже более чем серьезно!.. Город у вас в национальном отношении сложный. Так что вы уж найдите там у себя героя, фамилия бы которого, так сказать, отражала… Точнее, не отражала… Короче, вы понимаете, о чем мы говорим?!»

Конечно, мы понимали… Ну кто же не знал, что наше высокое руководство относилось к людям определенной национальности, точнее говоря, к евреям, ну, скажем, так же, как к определенным частям человеческого тела. Просто избавиться от них вроде бы невозможно, потому что организм без них станет хуже работать, но рассказывать о них по телевизору… А тем более показывать…

Короче, мы нашли нужного человека. И фамилия у него была замечательная – Трандасир. Он был комбайнер и вообще очень хороший парень. Правда, разговаривал он еще хуже, чем наш Владлен Александрович, но в данном случае от него это и не требовалось.

– Ты только не нервничай, Коленька! – суетились мы вокруг нашего героя за несколько минут до включения. – Тебе почти ничего не нужно будет говорить… Все скажет Наташа – наша ведущая. Только в самом конце, когда она вручит тебе ключи от нового трактора, ты скажешь: «Спасибо вам за приз!» Запомнишь?

– Угу, – сказал Коля.

– Пять минут до эфира! – закричал режиссер. – Давайте порепетируем!

– Дорогие друзья! – начала наша пышногрудая красавица Наташа, тоже сильно волнуясь. – Сегодня я хочу познакомить вас с замечательным трандасиром товарищем Комбайнером… то есть замечательным комбайнером товарищем Трандасиром…

Пока она говорила, Коля, напряженно уставясь на вырез ее довольно-таки открытой блузки, почему-то начал краснеть…

– А сейчас, дорогой Николай, – закончила Наташа, – разрешите вручить вам ключи от нового трактора!

Коля молчал.

– Ну!.. – зашептали мы. – Говори же «Спасибо…»

– Спасибо… – просипел Коля.

– Вам… – подсказывали мы.

– Вам… – проговорил Николай, не отрываясь от Наташиного выреза.

– За…

– За бюст! – неожиданно брякнул Коля.

– Стоп! – заорал режиссер. – Какой еще, к черту, бюст?! При чем тут бюст?! «Приз» – нужно сказать! Понимаешь? Приз!.. Десять секунд до включения. Приготовились…

– Вы… Это вот самое!.. – строго проговорил Владлен Александрович. – Не то чтобы, знаете… Ну как бы это сказать… А лучше, ну как его там… В смысле… Ну вы меня понимаете…

– Что это он говорит? – спросил я Фиру Аркадьевну.

– Он говорит, что Коле вообще ничего не нужно отвечать. Пусть говорит только Наташа. Это наше единственное спасение!

– Эфир! Мы на первой программе! – панически закричал режиссер.

И дальше все пошло как по маслу. Наташа прекрасно рассказала о том, какой Коля замечательный комбайнер. И как он в этом году скосил в два раза больше, чем посеял. Потом вручила ему ключи. Потом скрипач стал играть в его честь музыкальное произведение. А пока он играл и камера брала скрипача, к креслу ведущей подполз мальчишка помреж с наушниками на голове и быстро проговорил:

– Москва в восторге! Им очень понравилось! Просят назвать фамилии создателей сюжета!..

– Не!! – шепотом закричал Владлен Александрович. – Ой!.. Ну как бы это сказать!.. Опа!!…

Но было уже поздно. Камера взяла ведущую. И она, наивная наша красавица, купаясь в лучах всесоюзной славы, произнесла:

– А теперь Одесса прощается с вами. И мне остается только сказать, что сюжет о комбайнере Трандасире для вас подготовили и провели журналист Шварц, режиссер Кац, оператор Лидерман, звукооператор Либерман, а также скрипач Шнеерзон, который исполнил фрагмент из скрипичного концерта Мендельсона…

Включение закончилось. Нас вырубили из эфира.

– Это конец! – охнул кто-то в наступившей тишине.

– Хай бы вин уже лучше про груды сказав! – произнес Владлен Александрович, может быть, первую за всю свою жизнь внятную фразу.

На следующий день разразился скандал. Степана Митрофановича сильно понизили и отправили в родное село, где теперь уже под его чутким руководством «усэ чысто горило и мэрзло».

Владлена Александровича опять вызвали к самому товарищу первому, и он оттуда уже вообще никогда не возвратился.

Все остальные остались на своих местах. И только я через какое-то время уволился по собственному желанию. Хотя и грустно было расставаться с этими уже полюбившимися мне людьми. И с этой студией, окруженной, как сейчас вспоминается, какими-то вечно цветущими каштанами в парке на второй с половиной станции Большого Фонтана, среди которых, убежав с очередной летучки, так весело было гулять вдвоем с красавицей Наташей. Ушел, оставив среди этих каштанов, как говорится, частицу своей души, в попытке сохранить в ней в целости хотя бы все остальное…

Человек вообще такое удачное создание, что, где бы он ни жил, пусть даже в раю, он все равно рано или поздно доживет до очень крупных неприятностей.

Казалось бы, уж до чего спокойное место Одесса – и ближайший вулкан находится неизвестно где, и до ближайшего рассадника чумы, специалисты говорят, пока долетишь, так уже вообще ничего не хочется… И что же? За сорок лет жизни в этом тишайшем городе я лично пережил пять землетрясений, три эпидемии холеры, шесть полных обледенений деревьев и проводов, а также одну советскую власть, которая, как известно, принесла этому городу больше неприятностей, чем все вышеперечисленные катаклизмы, вместе взятые…

Первое землетрясение застало меня в городской больнице. Надо сказать, больницы тогда, в семидесятые годы, были не то что сейчас. То есть не в том смысле, что лучше лечили, а в том, что попасть туда было невозможно. Разве что по знакомству. Это сейчас наш человек ложится в больницу только тогда, когда у него уже, извините, остается всего лишь два места, куда он может лечь – или в больницу, или на кладбище. А в те времена… Две-три недели за счет государства, да еще с сохранением заработной платы!.. Здоровые завидовали! И врачи тогда были не в пример нынешним… Светилы!