Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем, брат хотел узнать правду, и я ему рассказал. Было так-то, так-то. Там-то, там-то. Ничего не скрыл. Потому что мы с братом – идеальные братаны.
– А Дёма попал серьезно. Врач сказал – дурачком скорее всего останется. Будет слюни пускать.
– Да-а, – покачал головой брат. – Лютый замес… Мне единственно непонятно – зачем ты вписался?
– Как зачем? – Я удивился даже. – Была же проблема.
– Так это его проблема. Он сам ее создал. Сам во всем виноват.
– И что? Значит, помогать не надо?
– Нет.
– Пиздец у тебя философия! – Я вынул сигарету и закурил.
– Он же конченый наркоман! А ты вон «Моби Дика» читаешь… – Брат схватил со старого кресла толстенную книгу. – На хера тебе этот урод?
– Уродам тоже помогать не надо?
– Пошел в жопу.
– Брат, – я ему сказал. – Ты мне список потом напиши.
– Какой список?
– Ну, список… – Я руками в воздухе показал лист бумаги. – Кому, типа, не помогать. Начало уже есть – уроды и кто виноват. Чо там у тебя дальше?
Он на меня посмотрел, как на последнего долбоеба.
– Дёма сам себе приключений на жопу нашел.
– А ты с понтом такой, что каждый по заслугам от жизни получает?
– Конечно! – он чуть не заорал. – А как, блядь, иначе?! Я, например, строю свою жизнь. Делаю все ровно.
И складывается! Жизнь, брат, отвечает. А этот придурок сам все разъебашил. Своими руками. Ну кто заставлял его колоться? Он сам упал ниже плинтуса.
– И чо? Простить ему эту хуйню ты не можешь?
– Да не в этом, блядь, дело!
– А в чем?! Думаю – как раз в этом.
Я докурил, потом выглянул из гаража. Вадика нигде не было. Минут пятнадцать уже не слышно было, как он колотит резиновой херней по стене.
– Ты знаешь, братан, – повернулся я к брату. – Скорее всего, ты прав. Но по мне так, наверное, стоит самому ебнуться ниже плинтуса и даже заделаться последним чмом, лишь бы ты мог простить человека… Каким бы говном он при этом ни был… Вот что я думаю, брат.
Мы помолчали немного, послушали тошнотный «Модерн Токинг», блеявший откуда-то из соседних гаражей, и брат собрался домой.
– Ладно, пойду я.
– Давай.
У выхода он задержался:
– Ты бабки-то собираешься возвращать бандитам?
– А куда я денусь?
– Где возьмешь?
– Вообще без понятия.
– Дома таких денег нет.
– Я в курсе, брат. Ты за семью не напрягайся. Я один отвечу.
– Охренеть! – Он покачал головой. – Пятьдесят штук…
– Я помню.
После его ухода почти сразу появился Вадос. Видимо, ждал, когда брат свалит.
– Ну чего там? – спросил я. – У кого есть чо?
– Ни у кого нет, – Вадик пожал плечами и жахнул мячом о стену.
– Хорош! – сказал я ему. – Не кипишуй. Все ништяк. У меня Дёмины чеки остались. Ему они теперь не по приколу.
Вадос обрадовался и полез в ящик за инструментом.
* * *
Ноябрь 2016, Дортмунд
В гостишке меня явно не ждали. Митя затер со смуглой девчулей на ресепшене, а я присел на диванчик. Время ушло уже далеко за полночь, поэтому наша троица напоминала полусонных рыбин в аквариуме круглосуточного супермаркета.
Никто нас не купил.
За стеклянной стеной на ветру курила местная шмара. Дым с ее губ срывался резко, будто отказ. Может, она была и не шмара. Просто устала очень. Когда ткнула окурком в решетку на урне, в темноту по ветру полетели злые искры.
Девчуля за стойкой не хотела давать мой старый номер, но Митя стоял на своем. Он знал мои заморочки, поэтому выхода у девчули не осталось. Иначе им обоим пришлось бы ночевать на улице. И всей администрации отеля в придачу, если она не свалила на ночь домой.
– Все в порядке, – бодро сказал Митя, подходя к диванчику и протягивая мне ключ.
– Да какой, бля, в порядке, – буркнул я и поднялся на ноги.
Митин позитивчик мог слегка заебывать иногда.
Из лифта в дальнем углу фойе выкатилась багажная тележка с чемоданами, которую толкал высокий черный парень. Посмотрев на мою кепку, а потом на толстовку, он улыбнулся и подмигнул. Снаружи тем временем к докурившей шмаре подкатил дорогой лимузин. Она дождалась, пока водитель выйдет и откроет перед ней заднюю дверцу, а черный парень начал закидывать ее баулы в багажник. По ходу, шмара все-таки была не совсем шмара. Но меня это уже никак не парило. Я очень, очень – я, сука, смертельно устал.
Проснулся наутро под душем. Не в том смысле, что там и спал, а просто ночь проскочила как в детстве. Пролетела как лютый невидимый экспресс. Когда носом в подушку, и не успеешь глаза прикрыть – в комнате уже солнце. Причем так прилично херачит. Прямо в бубен. Штору-то задернуть никому в голову не пришло.
Короче, проснулся в душе. Или в душе́. Потому что тело просыпаться не собиралось. Вяло шевелило ручонками, нащупывало шампунь. Пока оно косило под живой организм, я стал думать о брате. Николаевна загружала нас в ванну всегда сразу двоих. Экономила дорогущее по тем временам импортное мыло и свое время. Шоркала нас одной мочалкой, пела чего-нибудь, смеялась, когда мы ныли, что глаза щиплет. Потом перестала. Не то чтобы это мы вдруг выросли – просто товарищ капитан объявился.
И он сказал, что мужикам в одной ванне сидеть западло.
Я немного поспорил, а брат не стал. Хотя спорщик он знатный. Помню, первый раз мы с ним по-настоящему сцепились, когда я у нас в комнате плакат Wu-Tang на дверь повесил. Брат всегда топил за русский рок. «Мы вместе», «Скованные одной цепью», «Требуют наши сердца» – вот эта вся тема. А тут негрилы страшные, с бандитскими рожами. Если и скованы цепью, то полюбак – золотой, причем толщиной в два пальца. Ни тебе социальной ответственности, ни гражданской позиции.
Один голимый нагляк, борзота и уличные понты.
Брат на них тогда посмотрел и говорит – в топку негров. Я ему отвечаю – чо за расизм? И пошло у нас слово за слово. Чуть не подрались. Для меня по тем временам черная гангста-тема стояла весьма актуально. Пацаны, терки, держим ответ за себя. Я же видел, как все вокруг загибаются, как родители наши загибаются, и как это государство кинуло разом всех. Но брат во всю эту пургу насчет того, что «мы вместе», почему-то верил. Ему не