— Что вы можете сказать об этом? — спросил моложавый мужчина, кивком указав на один из этюдов Тициана, на котором была изображена голова мужчины с закрытыми глазами, повязанная полотном, словно перед погребением.

Бет повернулась к мужчине. Круглое, простоватое лицо; светлые волосы, стриженные «ежиком». Так мог бы выглядеть один из парней, сбежавших из Силиконовой Долины и не растративших ни цента из заработанных денег. Несколько таких «экземпляров» еще сохранилось в природе.

— Это поздний Тициан.

— Он ведь итальянец, да?

— Да, верно. — Бет заметила, как заблестели от гордости глаза ее собеседника. — Он жил неподалеку от Венеции.

— А этот человек на картине… он мертвый?

— Нет, он молится. Это император Карл Пятый. Он заказал Тициану картину «Страшный суд». Художник сделал императора и членов его семьи персонажами картины. Это один из этюдов, выполненных им.

— Неплохая вещь, — кивнул мужчина со стрижкой «ежиком». — Сколько стоит?

Бет могла бы и сразу ответить, но все же открыла блокнот в кожаной обложке и сделала вид, что сверяется с записями.

— Начальная цена — двести пятьдесят тысяч долларов.

Первое, о чем подумала Кимберли, когда проснулась на следующее утро, было — все удалось. Званый ужин в честь мэра прошел очень успешно. Вторая мысль — Эзра. Он вернулся из Израиля, притащил свои вещи в комнаты, в которых вырос, и теперь Кимберли понятия не имела о том, сколько времени он собирается здесь прожить. Чем меньше, тем лучше, конечно, но она не могла позволить себе выражать свои чувства открыто. Даже при том, что отношения с отцом у Эзры были натянутые и, насколько могла судить Кимберли, это продолжалось не первый год, Эзра, как ни крути, был единственным сыном Сэма, а кровь, как говорится, — не водица. Действовать нужно было осторожно.

Сэм вышел из гардеробной и поправил узел шелкового желтого галстука из бутика «Сулка». Кимберли купила этот галстук на прошлой неделе. Сэм неплохо выглядел, настолько, насколько он вообще мог хорошо выглядеть. Безупречный темно-синий костюм, начищенные до блеска туфли цвета красного дерева, аккуратно сложенный платок в кармане, под цвет галстука. Кимберли очень старалась, чтобы муж смотрелся как можно лучше, но кое в чем она была бессильна. Сэм оставался невысоким, лысым, он был почти на тридцать лет старше Кимберли. И всякий раз, когда он к ней прикасался, она вспоминала, что пальцы у него короткие и толстые.

— Эзра уже встал? — спросил Сэм.

— Откуда мне знать? Я сама еще не встала, — отозвалась Кимберли.

Получилось резче, чем ей бы хотелось.

— Я просто спрашиваю.

«Спокойно, — сказала себе Кимберли. — Спокойно».

Она улыбнулась и отбросила египетскую хлопковую простыню.

— Не волнуйся за Эзру. Я позабочусь, чтобы у него было все, что нужно.

— Все, что бы то ни было.

Сэм остановился у кровати и устремил взгляд на Кимберли. Она знала, что он будет на нее смотреть. Ее волосы, которым Фрэнк постоянно придавал одинаковый, благородно-огненный цвет, разметались по подушкам. Черная кружевная пижама почти не скрывала груди.

— Чем сегодня занимаешься? — спросил Сэм.

— Пока не решила, — ответила Кимберли. — Может быть, пообедаю с Жанин.

На самом деле у них уже был зарезервирован столик в ресторане «Jle Серджу» на половину первого.

Сэм фыркнул. Он недолюбливал Жанин. Ему вообще не нравилась ни одна из подруг Кимберли, с которыми он успел познакомиться. «Забавно, как бы он отнесся к тем моим подружкам, — подумала Кимберли, — которых я пока держу „под прилавком“». Надо было изменить тему разговора. Кимберли провела рукой по брюкам мужа от пояса вниз.

— Тебе прямо сейчас надо убегать? — мурлыкнула она.

— Через сорок пять минут я должен осматривать место под застройку в Вилидже.

Но по тону его голоса Кимберли поняла, что одержала победу.

— Ты — босс. Подождут.

Сэм не сдвинулся с места. Кимберли придвинулась ближе и стала расстегивать молнию. Пальцы у нее были ловкие, как у кружевницы. Сэм чуть качнулся на каблуках и громко охнул. Кимберли поняла, что он в ее власти, и если повезет, на все про все у нее уйдет не больше трех минут.

После того как Сэм ушел, Кимберли позвонила Жанин и подтвердила, что их встреча в ресторане состоится. В одном Сэм был прав: Жанин ужасно забывчива. Кимберли включила телевизор в гардеробной и, увеличив громкость, отправилась в ванную; и, пока мылась, слушала выпуск утренних новостей и собиралась с мыслями. Сэм уехал на весь день. Значит, ей придется одной общаться с Эзрой. Кимберли накинула пеньюар и, присев к туалетному столику, занялась макияжем. Она думала, с чего бы это отпрыск — она недавно выучила это слово и теперь с удовольствием применяла его в компании — возвратился в Нью-Йорк. Все это было окутано какой-то тайной. Буквально только что его здесь не было — он благополучно вкалывал в каком-то институте в Израиле, там у его папочки имелись связи (где их только у него не было?), — и вдруг он пулей вылетел с Ближнего Востока первым авиарейсом. Кимберли слышала, как Сэм кричал по телефону на свою секретаршу. Он велел ей дозвониться к послу и заказать Эзре билет на ближайший рейс из Тель-Авива, куда бы ни летел этот чертов самолет. Вообще, Сэм часто орал, но на секретаршу — очень редко.

А у Кимберли были такие грандиозные планы насчет этих двух комнат, в которых раньше жил Эзра. Из них получилась бы превосходная детская.

«Ну да ладно, — успокоила себя Кимберли. — Все течет, как говорится, все меняется. Может быть, я еще сумею все устроить по-своему».

Коснувшись лица последними штрихами, Кимберли выбрала наряд из своего шикарного гардероба: кремовую блузку и бежево-серую узкую юбку (и то и другое — от Жана Поля Готье), туфли на умеренно высоком каблуке (она и так была выше Сэма ростом, поэтому старалась, чтобы это не слишком бросалось в глаза) и вышла из комнаты.

Эзры не было ни в гостиной, ни в столовой, ни в салоне, ни в библиотеке. В столовой Гертруда, пожилая домоправительница, ставила на стол серебряный канделябр.

— Ты видела Эзру? — осведомилась Кимберли.

— Он завтракает. Похудел.

Кимберли этого не успела заметить, и по большому счету ей это было совершенно безразлично.

— Спасибо, — сказала Кимберли и направилась к выходу из столовой, но задержалась и сказала: — Может быть, это серебро стоит сначала протереть, а уж потом ставить на стол.

Гертруда замерла… ровно на секунду. Кимберли показалось, что она хочет что-то сказать, но домоправительница молча взяла подсвечник и вышла с ним из комнаты.

«Ну вот, — подумала Кимберли, — уже двое, кого бы мне хотелось вышвырнуть отсюда».