В знаменитой миланской Ла Скала давали «Паяцы» Леонкавалло. Главная премьера сезона. Билет у меня был куплен заранее, но я специально приехал к театру за час до вечернего представления, чтобы приобщиться к этому итальянскому семейному мероприятию. Семей действительно было много. Также много было коллег по работе и просто знакомых. И что любопытно, подъезжая к театру, все эти люди не стремились войти в фойе. Прямо у входа, то тут, то там, вспыхивали жаркие дискуссии то о новом законе или очередной афере Берлускони, то о состоянии здоровья сеньоры N или новом фильме Марко Белоккио. Люди обменивались новостями, откровенно сплетничали и меньше всего напоминали оперных страждущих. Из этой пестрой массы мужчин, преимущественно в строгих костюмах, и женщин, исключительно в вечерних платьях, часто – в пол, выделялись иностранные туристы. Американцы в нелепых нарядах, японцы в классических кимоно и заблудшие восточные европейцы в джинсах и свитерах. Многие из них пришли сюда просто посмотреть на ничем не примечательный фасад театра. Иностранцы выглядели инородными телами на этом празднике миланской жизни, который продолжался, обрастая новыми, страшными подробностями болезни синьоры N. Именно в этот момент перед входом в театр появились карабинеры. Спустя пять минут служащие в ливреях с медными бляхами, свисающими до причинного места, начали впускать зрителей в зал. До начала «Паяцев» оставалось четверть часа. Некоторые зрители были недовольны тем, что так и не договорили с друзьями о Берлускони. К слову сказать, музыкальное образование в Италии никогда не было таким распространенным, как, например, в Советском Союзе. Поэтому знатоками оперы здесь просто рождаются. Недаром иностранные певцы порой просто боятся петь итальянской публике местный репертуар. Освистать могут похлеще, чем на футбольном матче. И примеров предостаточно.

В Парме давали «Сельскую честь» Масканьи. После финальной реплики: «Турриду убили!», из зала ответили: «И правильно сделали». Главная героиня оперы «Тоска» в финале бросается вниз с высокой стены римского замка Ангела. Поэтому уже второй век ей позади декорации всегда подкладывают матрас. Однажды в Неаполе бдительные, но неискушенные зрители закричали: «Немедленно уберите матрас!» Или вот история трехлетней давности. Знаменитого французского тенора итальянского происхождения Роберто Аланью освистали именно здесь, в Ла Скала, в первом акте «Аиды» Верди. Дескать, плохо пел. Аланья покинул театр, не дожидаясь окончания первого действия. В общем, итальянцы слушают оперу так же горячо, как и болеют за футбол. Так же профессионально, как оценивают вкус любимого блюда. Так же серьезно, как молятся во время мессы.

О чем говорить, если во время моей встречи с модельерами Дольче и Габбаной, после того, как они все рассказали о моде и о себе, любимых, они сами предложили поговорить об опере. Дольче признался, что любит Верди и Масканьи. Что немецкую оперу он не понимает. Габбана спорил, утверждая, что Малер совсем неплох, но слушать оперу надо на языке оригинала, а немецким он не владеет. Они спорили между собой, а я поражался, как такая специфическая тема, как опера, может завести итальянца? Доменико даже кричал на партнера: «Какой Малер? Ты же не понимаешь немецких певцов, а итальянские – просто лучшие и самые известные в мире». Стефано, внимательно выслушав изрядно возбудившегося друга, вдруг философски заметил: «Итальянцам просто нравится драма. А мы сами похожи на оперу. Нам нравится плакать, смеяться. Сегодня мы на похоронах, а завтра уже на свадьбе. Мы же такие непредсказуемые, как либретто любой оперы».

Итальянцы противоречивы и музыкальны, поэтому, наверное, они и нравятся окружающим. Они не любят резких перемен, поэтому их «Фиат-500» уже бессмертен. А «новые носки в верхнем ящике комода» – это, кстати, тоже из песни Кутуньо, внушают «итальяно веро» уверенность в завтрашнем дне.

«А почему вы у меня ничего не спрашиваете о еде?» – Тото Кутуньо, задавая мне этот вопрос, выглядел явно если не обиженным, то удивленным. Подождите, маэстро, всему свое время. Хотя фраза про святая святых итальянской повседневной жизни, про «итальянское доброе утро с кофе ристретто» стояла в песне выше носков, флага в прачечной, «Фиата» и даже Господа.

Я понял весь трагизм ситуации. Как я мог пропустить эту строчку про кофе? Наверное, из-за ее обыденности. Но только не для итальянцев. «Я просто не могу представить свой день без этого крепчайшего кофе, который я поглощаю в огромных количествах», – очень грустно сказал мне Кутуньо. Я постарался его приободрить, признавшись, что и сам могу пить кофе литрами.

«Вот у вас, кстати, в России, неплохой делают кофе. Не наш, конечно, не итальянский, но уж лучше, чем в Германии или Франции. Про Америку я вообще молчу». Ох уж этот напускной итальянский антиамериканизм, только настоявшийся с годами. И тут я обратил внимание, что еще выше по тексту, чем кофе, стоит пассаж про макароны или спагетти, в общем, пасту «аль денте». Что значит, «хрустит на зубок». Песня Тото с этого начинается. Президент-партизан появляется позже. Неужели настоящий итальянец – это тот, кто в первую очередь должен поесть, ну а потом – будь что будет? «Признаюсь, это мои маленькие слабости. Когда я путешествую, у меня всегда большие сложности с едой. На гастроли я с собой часто беру свою повариху Джованну, и когда она мне готовит пасту: карбонару, аматричану, да какую угодно, в этот момент я самый счастливый человек на свете. Мне больше ничего не нужно на свете. Верите?» Конечно, я верил. А паста «аль денте», про которую рассказывает Кутуньо в песне, – это просто способ приготовления. Спагетти не нужно доваривать до конца. Например, если на упаковке написано, что «время приготовления 9 минут», значит, воду слить нужно через 8. А последние полминуты готовить на сковороде вместе с соусом, чтобы паста впитала его в себя. То есть на вкус они должны быть чуть-чуть хрустящими, едва-едва заметно. Вообще, паста а! dente – это как раз из тех маленьких деталей, которые идеально описывают итальянцев. Разваренную пасту они терпеть не могут. И для них это просто огромная трагедия, настоящее испытание на грани с наказанием, когда они видят, как иностранцы готовят макароны.

Еда – действительно, одна из главных радостей итальянцев. А хорошая еда приносит двойное удовлетворение. Она – и культурное наследие, и повод для научных дискуссий. Неудивительно, что некоторые песни почти целиком состоят из названий продуктов.

Высокие чувства, которые настоящий итальянец может испытать по отношению к вкусной и здоровой пище, проявляются даже в самых романтических ситуациях. Чтобы признаться девушке в любви и, главное, иметь успех, надо просто назвать ее шоколадным мороженым. Вот он, мега-шлягер 1980-х, песня-победитель Сан-Ремо Gellato al ciccolato. С ее исполнителем Эндо Гинацци, или Пупо, что означает «Малыш», мы сидели в одном из римских кафе-мороженых. Для полной аутентичности. Годы, признаюсь, его тоже не пощадили, но выглядел он и лучше, и успешнее Робертино Лоретти. Шоколадным мороженым он сам угощал меня, все-таки Пупо сейчас – ведущий шоу на первом итальянском канале Rai UNO. Как не без гордости заметил певец, его пластинку фирма «Мелодия» выпустила на три года раньше, чем Кутуньо, а имя Пупо даже было написано кириллицей. «Слушайте, это так смешно. „Джеллато шоколлато“, боже мой, ведь у вас в России без нее не обходится ни одной вечеринки с моим участием. И всегда по одному сценарию. В какой-то момент хозяин вечера залезает на сцену, долго рассказывает гостям о событиях своей молодости, а в конце говорит: „Я никогда не думал, что на моем дне рождения будет выступать великий Пупо и петь эту песню“». Пупо залился в истошном хохоте, мне было смешно не меньше. Великий Пупо, значит. Интересно, где проходят эти зажигательные корпоративы?