— Ваша прислуга делает успехи! — с ироничной усмешкой заметила Скарлетт. — Но ей не хватает выучки, Мейбл. По комнатам вышагивает, как по кукурузному полю!

— Я не обращаю на это внимания. Норма — девушка честная и неболтливая. И Эдварду нравится ее стряпня.

— Или кое-что другое, — подхватила гостья, опуская чашку на стол.

— Вы действительно так думаете? — встревожилась Мейбл. — Так сказали карты? Ну, что супруг мне изменяет? Эдвард неизменно нежен со мной, и я чувствую себя желанной.

— Мейбл, дорогая моя, в таких делах я руководствуюсь своим знанием людской природы и логикой. Не стоит беспокоить карты такими банальностями.

Скарлетт вставила в черепаховый мундштук янтарного оттенка сигарету, закурила. Мейбл табачный дым раздражал, но она не подавала виду.

— Кстати, я только что в вашей квартире видела фантом, — сказала она. — Голубоватое нечто парило возле камина в этой вот комнате!

Дух женщины, тут ошибки быть не может, тот самый, который я иногда вижу на вашем этаже. Скажите, у вас спокойный сон?

Встревоженная Мейбл ответила не сразу. Она страдала бессонницей, которую объясняла своим нетерпением — когда же приедет ненаглядная Элизабет?

— Я сплю плохо, но это оттого, что все мои мысли — о крошке Лисбет. Тем более что вы сами сказали — ей грозит опасность. Во вторник я отправила в Париж телеграмму, но ответа еще нет.

— Ничего такого я не говорила, Мейбл. Я всего лишь считываю послания Таро и передаю их вам.

— Да-да, конечно. Я неправильно выразилась.

Мейбл смотрела на подругу с благоговением. Дама во всех отношениях незаурядная, Скарлетт Тернер знала толк в макияже и элегантных нарядах. Волосы у нее были очень светлые, завитые на плойку и убранные в высокую прическу, с челкой из искусно уложенных завитков. Взгляд ее серо-голубых глаз, казалось, скользил по людям и предметам, не особенно вникая в детали, что, впрочем, не мешало ей мастерски манипулировать женщинами.

— Я часто слышу это от вашей невестки Дорис. Она передает мои предсказания своему мужу, и Мэтью посылает меня к дьяволу! — засмеялась Скарлетт.

— Прошу, не нужно поминать дьявола! У меня мороз по коже! — попросила Мейбл, демонстрируя свое округлое, чуть тронутое загаром предплечье.

Из вестибюля, приглушенный парой закрытых двойных дверей, послышался металлический звон колокольчика, и Норма энергично промаршировала к входной двери. Еще минута — и горничная вошла в гостиную. С радостной улыбкой она подала хозяйке маленький серебряный поднос:

— Телеграмма, мэм! Наверняка из Франции, от вашей дочки!

Взгляд девушки, на мгновение остановившийся на фотографии Элизабет и Ричарда Джонсона, снятых в день помолвки, мечтательно затуманился. Каждое утро Норма перышком смахивала пыль с самого фото и с его золоченой рамки.

— Спасибо, Норма, можете идти.

— Слушаюсь, мэм!

Пальцы Мейбл поглаживали бежевый прямоугольный конверт с надписями и красными чернильными печатями. Увидев, что гостья несколько озадачена, она тихо сказала:

— Норма знает, с каким нетерпением я жду Элизабет. Когда мы вдвоем, я иногда сама заговариваю с ней об этом. Она хорошая девушка, уверяю вас.

— Когда не фамильярничает с хозяйкой… Но это, дорогая, только мое мнение. В присутствии этой девицы мне… дискомфортно. Потусторонние вибрации, вы понимаете. Возможно даже, что ваша прислуга стоит за всеми странными феноменами, присутствие которых я ощущаю каждый раз, приходя в этот дом. Мейбл, вы меня слушаете?

Та рассеянно кивнула. Она как раз разворачивала телеграмму, досадуя, что приходится читать ее в присутствии Скарлетт. Но радость и удивление взяли верх над осмотрительностью.

— Боже, какая радость! Они отплывают на пароходе «Гасконь»[8] из Гавра 27 числа, то есть в следующий вторник. И, оказывается, уже успели пожениться. В прошлую субботу, в мэрии. Венчание состоится уже тут, в Нью-Йорке.

Мейбл еще раз перечитала короткие фразы, разделенные многоточиями, вздохнула.

— Но зачем было вот так, на скорую руку, жениться? И в Париже… Не об этом я мечтала! — посетовала она. — Теперь Лисбет приедет с мужем, а я ничего не поменяла в ее спальне, не считая штор и пары других мелочей. Меблировка, декор — все это не подойдет для супружеской пары. Хотя они наверняка захотят жить где-то в другом месте. Эдвард расстроится не меньше, чем я. Мы ведь надеялись, что какое-то время сможем побыть со своей любимой девочкой!

— Я могу принять молодоженов у себя, Мейбл. Или вашу Бонни с ее фермером, — предложила Скарлетт, жадная до новых впечатлений любого рода.

— Жан вообще-то не фермер. Он сначала работал на семейной мельнице, потом — в замке, чтобы быть поближе к племяннице. Он младший брат Гийома Дюкена, отца Лисбет. Говорят, они очень похожи.

— Как говорят французы, что за meli- melo[9] — воскликнула Скарлетт. — Мейбл, пообещайте, что позовете меня в гости! Хочется со всеми познакомиться.

— Обещаю. Лисбет вам понравится. Она настоящая красавица, и у нее особое восприятие мира.

— Дорогая, мне не терпится поскорее увидеть это чудесное создание!

— Думаю, они приедут дней через десять, не раньше, — вздохнула Мейбл, и ее нежное сердце затрепетало от невыразимого счастья.

Монтиньяк-сюр-Шарант[10], мельница семьи Дюкен, пятница, 23 июня 1899 года

С наступлением тепла, по просьбе старого Антуана Дюкена, его сын Пьер с женой Ивонн устанавливали во дворе мельницы, под очень старой раскидистой липой, стол.

Всей семьей они обедали и ужинали за этим столом, к огромной радости мальчишек, Жиля и Лорана. Свою кузину Элизабет мальчики не забыли и часто спрашивали, нет ли от нее новостей. И вот сегодня, когда они после уроков прибежали домой, сидящий в кухне дед показал им письмо.

— Пришло сегодня утром, мои хорошие, но дождемся родителей и потом почитаем. Элизабет пишет из Парижа. А вы накройте пока на стол, у нас гость, и он с дороги!

Старый мельник указал на молодого мужчину в военной форме, стоявшего у очага, в котором над тлеющими угольями стояла большая кастрюля.

— Жюстен, это мои внуки! Жилю десять, Лорану в мае исполнилось восемь.

Мальчики, чуточку робея, кивком поздоровались с гостем, который повернулся к ним. Улыбка у молодого человека была невеселая.

— Мсье, вы — солдат? — осмелился спросить Лоран, зачарованно разглядывая красные штаны, темно-синюю форменную куртку и кожаную портупею.

— Я служу в армии, но, слава Богу, не воюю, — отвечал Жюстен. — На неделю отпустили в увольнительную, и вот решил наведаться в родные края. Шел в Гервиль, дай, думаю, зайду сперва на мельницу, это по дороге!

— И хорошо, что зашел. У нас новостей много. И в замке много чего переменилось, но об этом расскажу потом, — сказал Антуан, многозначительно посмотрев на него.

Жюстен кивнул, хотя слова старого