litbaza книги онлайнИсторическая прозаВ дыму войны. Записки вольноопределяющегося. 1914-1917 - В. Арамилев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 68
Перейти на страницу:

Генерал-майор, на широкой выпуклой груди «Аннушка», «Владимир» и еще какие-то регалии в несметном количестве.

Широкое русское лицо с голубыми глазами, нос чуть-чуть с краснотой. Типичный рубака. В молодости, наверное, бреттер.

Встретил с притворной ласковостью, расспрашивал о родных, об университете.

А в конце концов разнес меня «впух». Кричал, топал ногами, брызгал слюной.

Ну, и характерец!

* * *

Взводный на колке чучел каждому говорит:

– Как ты колешь, стерва!.. Ты забудь, что перед тобой соломенное чучело. Воображай, что немец, австрияк, альба турок неверный.

Вообрази – и коли благословись. Когда подбежишь вплотную, коли без сожаления в сердце, коли с остервенением. Врагу пощады давать нельзя.

Из этих поучений новобранец должен усвоить, что солдату жалость в кармане носить не полагается, что жалостью торгуют доктора, священники и женщины, что новобранец есть только солдат, и никакой жалости ему проявлять к врагу нельзя.

И когда стрелок, выслушав мудрую тираду начальства, с криком «ура» бежит с ружьем наперевес к соломенному чучелу, взводный орет:

– Стервеней! Стервеней! Стервеней, мать твою за ногу!

После удачного штыкового удара он с удовлетворением отмечает:

– Так его, мерзавца! Будет знать наших!

Получивший похвалу солдат отходит в сторону, тяжело дыша, проклиная в душе чучело и утомительную колку.

А взводный уже наставляет другого:

– Стервеней!.. Говорят тебе – стервеней! Надуйся! Надуйся, остервеней и тычь прямо под микитки!

* * *

Великий князь Николай Николаевич закончил молебствия и отдал приказ о наступлении. То, что было до сих пор, – прелюдия. Теперь началась настоящая война.

Армия генерала Самсонова в составе пяти корпусов ударила по немцам в районе Млава – Сольдау. Завязались тяжелые бои.

Из ставки летят ликующие телеграммы о первых «значительных успехах».

* * *

Скептики оказались правы.

Армия генерала Самсонова уничтожена почти целиком. Наши потери превзошли всякие ожидания. Называют цифру в двести тысяч человек. Сегодняшние газеты точно воды набрали. Но о несчастье под Сольдау знают уже все части петербургского гарнизона.

Слухи проникли в офицерскую среду. От офицеров через денщиков – в солдатскую массу.

Генерал Самсонов по одной версии взят в плен, по другой, видя гибель своей армии, застрелился.

Оптимисты, торопившиеся с наступлением, винят теперь во всем Николая Николаевича.

– Мы знали заранее. Мы это предвидели. Какой он главнокомандующий? Это – икона! Это Куропаткин № 2. Нужно не молиться, а действовать, уметь предвидеть, маневрировать.

Все же неудача не сокрушила казенного оптимизма тех, для кого оптимизм – профессия и служебная обязанность. По крайней мере, они этого не показывают.

– В начале войны нам, русским, всегда не везет, – говорят они. – Так было в 1712 и 1812 годах. Первые поражения нам необходимы, они вызывают грандиозный подъем духа во всех слоях населения. В первых поражениях сгорает наш национальный недостаток – лень.

Встретил в обед Граве.

– Оскандалилась наша непобедимая, – говорю я ему.

Сдержанно пожимает плечами.

– Ничего не поделаешь. Судьба. Все в руках всевышнего.

Меня взорвало это тупоумие.

– Не пойму, Август Оттович, какому богу вы молитесь. Христу, изгоняющему кнутом торгующих из храма, или Христу, учившему подставлять правую щеку, когда бьют по левой? Или, наконец, богу Спинозы и богу Бергсона.

Он обиделся и густо покраснел.

– С вами бесполезно говорить на эти темы. Вы не верите в наличие бога. Не верите в историчность евангелий. Что ж? Дело вкуса. Теперь безверие становится модой.

Не дожидаясь моих возражений, он строго поджал сухие губы, повернулся и пошел прочь.

Какой кретинизм, в самом деле!

Спрятался за широкую спину своего бога и думает, что ему все ясно. Нашу армию разбили – так бог захотел. Холера скосила полдесятка губерний – так захотел бог. Под трамвай попал на улице и ног лишился – так бог захотел.

Сто тысяч на бегах выиграл – опять тот же бог помог.

Попы, выдумавшие бога, создали хороший заслон для тех, кто творит всякие мерзости, защищая этим заслоном прогнивший класс эксплуататоров от гнева эксплуатируемых.

Я спекулирую на бирже, создаю искусственный голод, развратничаю, пью, убиваю, воюю, граблю, но мое дело маленькое. Я ни за что не ответствен. Мало ли куда я ехал: я – не я, лошадь – не моя. Надо мной есть бог, ему виднее, что и как. Всякий мой шаг и удар предопределены свыше.

Выгодно всем Граве жить с такой философией.

* * *

Сегодня в газетах напечатано:

«Вследствие накопившихся подкреплений, стянутых со всего фронта благодаря широко развитой сети железных дорог, превосходные силы германцев обрушились на наши силы около двух корпусов, подвергнувшихся самому сильному обстрелу тяжелой артиллерии, от которой мы понесли большие потери…

Генералы Самсонов, Мартос, Пестич и некоторые чипы штабов погибли…»

В офицерских кругах серьезно говорят об измене генерала Ренненкампфа и министра Сухомлинова.

Но как бы там ни было, русская армия переходом в наступление отвлекает внимание и силы немцев на свою сторону.

Спасает Париж…

Отделенный первого отделения нашего взвода Шлаков, поправляя в строю мордвина Анапова, так сильно дернул его за ухо, что сзади лопнула ковка и кровь струйками потекла по шее, заливая ворот гимнастерки.

Анапов – наредкость тихий и симпатичный парень – стоял с побелевшим лицом неподвижно, как статуя, не смея даже вытереть кровь; только вздрагивающие губы выдавали его внутреннее волнение.

Шлаков вывел Анапова из строя и приказал ему идти во взвод.

Проводив его, возмущенно кричал:

– Нагнали теперь всякой сволочи: мордва, чувашья, татарва, черемисия! Недостает только жидов. Скоро и жидов пригонят, пожалуй. Теперь такое время – всего можно ожидать. И это лейб-гвардия? Разве могут инородцы что-нибудь понимать? Ты его, сукина сына, хошь насмерть изувечь, все равно дураком останется. Никогда в мирное время такого дерьма в гвардию не брали.

Слушая отделенного, я старался, и никак не мог, понять: для чего он нам это все говорит?

Может быть, он оправдывался перед нами за оторванное ухо Анапова?

Может быть, давал теоретическое обоснование физического воздействия на малоуспевающих учеников?

Окончив речь, Шлаков начал вертеть нас во все стороны и покрикивал с утроенной энергией.

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 68
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?