Туэка сильно заинтересовала татуировка Инглиша — на лбу будущего начальника над правой бровью красовался остроугольный шеврон.

— Что это за символ? Я видел такую татуировку в Картаге у многих бывалых добытчиков.

— Наверное, это что-то вроде отличительного тюремного знака заключенных дзенссунитов? — предположил Гурни. — Вы попали сюда на принудительные работы?

На лице Инглиша появилось гордое и независимое выражение. Он дотронулся пальцем до татуировки.

— Большинство из нас прибыли сюда как заключенные, но этот знак — свидетельство того, что теперь я свободен. Я был осужден за преступление и приговорен к двадцати годам каторжных работ в пещерах Эридана V. Но потом Великий Император и Хосканнеры пообещали амнистию тому, кто отработает на пряности одну четвертую определенного ему срока. Так мне удалось скостить пятнадцать лет.

Гурни фыркнул.

— Должно быть, Хосканнерам требовалось много людей для работы. — Жадный до человеческих историй, которые он любил делать сюжетами своих песен, Гурни спросил: — Что за преступление вы совершили? Не было ли оно как-то связано со злосчастным падением Дома Инглишей?

Инглиш заметно помрачнел.

— Мой приговор был кассирован, а дело уничтожено. Я не совершал никаких преступлений. — С этими словами он криво улыбнулся. — Найдется ли вообще на свете человек, который не был бы хоть в чем-то виновен?

Постоянно обеспокоенному вопросами безопасности Эсмару Туэку не очень нравилось то, что большинство добытчиков были осужденными. Как можно доверять таким людям? Правда, он знал, что у многих лучших бойцов, с которыми ему пришлось служить, было темное прошлое и нечистая совесть.

Примирительным тоном он спросил:

— Как долго вы живете на Дюнном Мире? Я бы не хотел брать на работу прораба, который собирается уехать через несколько месяцев.

— Как я уже сказал, теперь я свободный человек. Я пробыл здесь двенадцать лет, то есть семь лет после отбытия пятилетнего срока.

Гурни воскликнул:

— Но почему тогда вы не уехали отсюда, дружище? Я не могу представить себе человека, который бы добровольно согласился жить в этой дыре.

— Мой выбор не был добровольным. Когда время контракта истекает, мы не имеем права уехать, если не можем оплатить перелет. У очень немногих, если не считать самых влиятельных и хитрых, есть такие деньги. Поэтому даже освобожденные остаются здесь и вкалывают, как рабы. Я копил деньги много лет, и теперь у меня есть приблизительно половина требуемой суммы. — Он недовольно поморщился. — Сожалею теперь, что тогда не рассмотрел этот дьявольский пункт в договоре, когда подписывал его.

— Все это выглядит как этакое милое невинное мошенничество, — проворчал Туэк.

Инглиш равнодушно пожал плечами.

— Мошенничество это или нет, не мне судить, но я не выжил бы двадцать лет в пещерах Эридана V, где с потолка капает кислота, а туннели и штольни постоянно обрушиваются, погребая под обломками сотни людей. И даже если бы мне посчастливилось выжить и отбыть там весь срок, то на волю я вышел бы с клеймом приговоренного преступника. — Он снова коснулся татуировки на лбу. — А здесь я свободный человек, а не бывший преступник.

Рассказ произвел на Туэка довольно сильное впечатление. Он решил дать этому человеку шанс и пристально понаблюдать за ним.

— Мистер Инглиш, не смогли бы вы помочь нам совершить инспекционный облет приисков — пилотировать орниджет?

— Нет ничего легче, генерал. Я проверю, где находятся команды, вышедшие сегодня на работу. Многие из них не получили функционирующего снаряжения.

* * *

Три человека поднялись на орниджете над зубчатыми вершинами и полетели над бесконечной равниной, усеянной бесчисленными маслянисто блестевшими на солнце дюнами. Гурни во все глаза смотрел на пустыню через тонированное стекло иллюминатора орниджета.

— «Мерзость запустения, не обитает здесь человек и ни один сын человеческий не приходит сюда».

Бард выдал очередную цитату из своего обширного репертуара. Он повернул голову и посмотрел на строения Кар-тага среди темных скал.

— Как сказал в древности и на другой планете Исайя: «Он построил дом свой на песке».

Туэк неодобрительно взглянул на грязный город, построенный Хосканнерами.

— Я бы не стал называть это домами.

Инглиш вывел орниджет в открытую пустыню и увеличил размах крыльев. Крылья производили медленные взмахи, но воздушное судно трещало и подпрыгивало на восходящих вихревых потоках. Инглиш с трудом справлялся с управлением.

— Держитесь крепче, джентльмены. Может быть, будет лучше, но, вполне вероятно, и хуже.

— Этим исчерпываются все возможности! — рассмеялся Гурни.

— Надвигается буря? — спросил Туэк.

— Нет, это всего лишь тепловые потоки, ничего страшного. — Инглиш провел рукой по огромному, в пол-лица шраму. — Я чую плохую погоду. К сожалению, я слишком близко знаком со здешними бурями.

Выровняв машину, Инглиш взглянул на старого вояку.

— Я рассказал вам о своей татуировке, генерал Туэк. Не сделаете ли вы мне ответную любезность и не расскажете, что за красные пятна у вас на губах? Я никогда в жизни не видел ничего подобного.

Туэк коснулся клюквенно-красных пятен, навсегда покрывших его губы.

— Когда-то я пристрастился к соку растения Сафо. Он улучшает настроение, заставляет забывать об опасности… и постепенно лишает жизни.

— Сафо оставляет такие пятна?

— Сок Сафо бесцветен. Эти красные пятна означают, что я лечился — и выжил.

— Это была настоящая зависимость? — Инглиш смутился от своей настойчивости. — И вы преодолели ее?

— Любую зависимость можно преодолеть, если у человека достаточно сильная воля. — Туэк незаметно сжал и разжал кулаки. Он явственно вспомнил ту кошмарную муку, те дни, когда он не желал ничего, кроме скорой смерти. Он был ветераном многих битв, но избавление от лекарственной зависимости было самой трудной из его побед.

Когда они долетели до цели своего путешествия, Инглиш начал снижаться к столбу пыли и песка, похожему на поднимающийся из трубы дым.

— Добыча пряности.

— Мне не терпится увидеть оборудование, которое досталось нам в наследство, — кислым тоном произнес Туэк. — Двенадцать комбайнов и три машины для их доставки к месту добычи?

— Цифры верные, но само это оборудование никуда не годится.

Старый воин недовольно поморщился.

— Император настоял на том, чтобы Хосканнеры оставили его нам, но, полагаю, этого мало, чтобы мы увеличили добычу по сравнению с прежней.

— Очень мало.

— Это очень веселая мысль, — сказал Гурни. — «Тот, кто взирает на Господа своего с оптимизмом, получит свою награду, а пессимист получит то, что он предвидит, — поражение».