В глубине сада пылал большой костер, во всю мочь играл оркестр, повсюду отплясывали мужчины и женщины.

Слева стоял длинный стол, а на нем самые разные посудины: кастрюли, кувшины, миски и множество бокалов и стаканов.

Справа другие мужчины и женщины — а может, те же самые, наделенные даром делать две (и более) вещи сразу, — валялись на траве или сидели на земле, болтали, пили, хохотали.

В саду стояла невероятная, прямо-таки африканская жара.

Бен и Фонтанна пытались углядеть в толпе Фабиана Вальтера или Вальтера Фабиана, Ковбой же начисто забыл, зачем пришел, наткнувшись на молоденькую красотку-метиску. Едва увидев ее, он включился в веселье, схватил стакан вина, который ему протянули, и заплясал с нею в паре.

Бен и Фонтанна брели по саду в поисках негра-бакалейщика. Искали сосредоточенно и серьезно, но не могли без улыбки глядеть на все, что творилось вокруг.

— Да они, черти, все тут пьяные! — прыснула Фонтанна.

Лавочник отыскался под кустом. В одной руке он сжимал лейку, в другой — несколько стаканов сразу. При виде Фонтанны он радостно закричал:

— О, вы тоже пришли! Да еще с друзьями!

Бену его восторг не понравился, и он приступил сразу к делу:

— На что же это вы обиделись?

— Ага! Вы, значит, тоже видели табличку!

— Целых три раза, — заметила Фонтанна.

— Извините, если я доставил вам беспокойство, — сказал бакалейщик заплетающимся языком. — Да нет, извиняться не за что! Присядьте сюда, я вам все объясню.

Бен и Фонтанна сели на траву и твердо решили не открывать рта, пока африканец не договорит до конца.

— Выпейте-ка для начала по стаканчику тропического пунша, — предложил он. — Тут у меня жарковато.

— У меня и правда пересохла глотка.

— С удовольствием попробую, — хором ответили Бен и Фонтанна, позабыв о своем зароке.

Фабиан Вальтер или Вальтер Фабиан налил в стаканы пунш и собрался с мыслями.

* * *

— Это мы придумали такую штуку, — начал бакалейщик. — Когда кто-нибудь из нас, то есть из тех, кто тут собрался, чувствует, что пора устроить праздник, что всем этого хочется и надо только дать толчок, он приходит ко мне, и я закрываю свою лавку. Такой сигнал: все видят, что лавка закрыта и понимают — будет праздник.

Я не хочу сказать, что все гости прошли сегодня мимо лавки, но достаточно и одного, чтобы очень быстро узнали остальные.

Фонтанна с улыбкой оглядела гостей:

— И кто же это был сегодня?

Вальтер опрокинул стакан и помрачнел:

— Сегодня — особый случай. Сегодня это был я сам. У меня лопнуло терпение. Слишком давно никто не приходил и не отрывал меня от работы. А мне давно уж все осточертело. И вот сегодня утром я не выдержал. Ждал-ждал — никого, вот я и обиделся. Сел было за кассу и тут подумал: «Ну нет уж, хватит!» Наскоро нацарапал табличку, из-за которой вы пришли, прицепил ее, захлопнул дверь и ушел. Домой идти не хотелось, и я целый день прошатался по городу. Так был обижен, что начал во всех сомневаться. Усомнился в друзьях, в тех, кто сейчас тут веселится. Как оказалось, сомневался зря, доказательство — этот праздник. Но что вы хотите, от скуки и одиночества в голову лезет черт-те что! — Фабиан долил свой стакан, повторил себе под нос: «Черт-те что!» — и стал рассказывать дальше: — В общем, дошел я до дому, сел на это самое место и — сейчас самому не верится! — стал думать, как бы поскорее покончить счеты с жизнью. — Он отхлебнул пунша и расплылся в широкой улыбке: — Вдруг, уже стемнело, слышу — тамтамы! Я пробежал через дом, выбежал к воротам — это шли они! Мои друзья! Все-все! Парад друзей. Они несли с собой инструменты и выпивку, пели и плясали на ходу.

И тогда — такой уж я! — я расплакался. От стыда, что мог в них усомниться, а еще больше от счастья. — Фабиан страшно разволновался и отпил еще глоточек. Казалось, он пьянел от своих слов не хуже, чем от пунша. — Хорошо, что они не такие нюни, как я, хлопнули меня пару раз по спине, налили стаканчик и устроили в саду всю эту кутерьму. Вы не представляете, или нет, раз вы сюда пришли, хотя были не в курсе, то вы уж точно представляете, как здорово иметь друзей. — Вальтер высоко поднял рюмку и патетическим от хмеля голосом произнес: — А теперь вы тоже здесь, и вот я хочу… хочу сказать, что друзья — это самое главное на свете, нет ничего важнее дружбы, а без нее и жить не стоит!

Фонтанна захлопала в ладоши. У Бена перехватило горло, он наклонился и обнял бакалейщика. А Ковбою повезло: он подошел, когда излияние чувств завершилось, и спросил:

— Потанцуем или слабо?

— Не слабо, не слабо! — сказала Фонтанна, вскочила и пошла танцевать с Ковбоем.

Бен с Фабианом остались сидеть.

— Меня зовут Бен, — сказал Бен.

Африканец посмотрел на него долгим взглядом и спросил:

— Бен или Бен?

Бен удивился:

— Первый раз слышу такой вопрос!

— Везет вам. А я так все время.

Бен замялся, усмехнулся и сказал:

— Ну да, вот и я собирался спросить…

Теперь усмехнулся африканец:

— Валяйте!

— Ну… а вас как звать: Вальтер Фабиан или Фабиан Вальтер?

— Да кто его знает? И так и сяк. Как вам больше нравится.

— Вам оба имени идут.

— Спасибо!

— Не за что. А почему на вывеске только одно?

— Да потому что люди не поймут.

— Чего не поймут?

— Если поставить два.

— А тогда почему Фабиан Вальтер? — после короткого раздумья спросил Бен.

— Потому что мне самому больше нравится так.

— Я бы выпил еще, — сказал Бен Вальтеру Фабиану.

— Пойду наполню лейку, — сказал Фабиан Вальтер.

* * *

Бен встал, прислонился к высокому кусту и поглядел на небо.

Оно уже было все в звездах.

Бен выбрал самую красивую звезду и пристально в нее всмотрелся.

Смотрел, смотрел, смотрел, пока перед глазами не расплылся ореол, тогда он мысленно провел прямую линию от неба до земли, от звезды до сада Фабиана Вальтера, и эта линия уперлась в Фонтанну — она танцевала, одна, под своею звездой.

Бен засмотрелся на Фонтанну. Ее точеное тело ритмично извивалось под тамтамы, и она успевала отхлебнуть из всех бокалов и стаканов, какие только попадались под руку. Она тоже глядела на небо, ее освещала звезда, а лицо ее так и сияло.

— Подлить вам? — спросил Фабиан.

Бен протянул ему стакан, не отрывая взгляда от Фонтанны.