— Значит останешься? — мое сердце подпрыгивает, получив надежду.

— Надо подумать, — она снова уходит от ответа.

Усмехнувшись, я опираюсь на локти и спускаюсь к ее лобку.

Может быть, всё-таки киска Полины Довлатовой будет посговорчивее?

За следующий час я узнаю много нового о девушке, с которой был знаком с самого детства.

Представляете, Довлатова не любит слово "киска"? Зато ей очень нравится оральный секс.

Сюрприз.

Мне тоже!

Голые и уставшие мы снова валяемся на кровати. Я только что заставил ее кончить своим языком, получив перед этим превосходный отсос.

Голова Полины покоится на моем плече, наши влажные тела приятно льнут друг к другу.

— Я не знала, что ты такой, — неожиданно произносит Довлатова.

— Какой "такой"? — провожу рукой по лбу, стирая испарину.

— Чуткий, наблюдательный. Думаю, моему брату повезло с другом.

Мысли о Сереге сразу возвращают меня к реальности и причинам, по которым я вынужден находиться здесь.

— Правда? А я всегда завидовал Серому, что у него есть такая крутая сестра.

— Крутая? — оживляется Полина.

— Конечно, — я переплетаю наши пальцы. — Ты мазала нам коленки зелёнкой, затаскивала в лифт наши велики, а, когда поймала нас с сигаретами, ничего не сказала предкам.

Довлатова морщит свой очаровательный нос.

— Блин. Сейчас я чувствую себя растлительницей.

— Это я тебя соблазнил, — напоминаю ей.

Девушка трясет головой.

— Это какое-то сумасшествие.

— Однажды я подсматривал, как ты переодеваешься. У вас дома, — говорю я, наблюдая за ее реакцией.

— Правда? — Полина замирает.

Да.

— Нет, — нагло вру. — Шучу конечно. Раньше у меня и мыслей таких не было. Ты казалась слишком взрослой.

— Я и сейчас намного взрослее тебя.

— Зато я опытный, — мягко парирую.

— Ты опять все сводишь к сексу.

— Все это делают. Просто некоторые прикидываются, что им нужно что-то еще, но все всегда заканчивается койкой.

— По большому счету, так и есть, — соглашается Полина. — И со временем остается одна койка.

Я привстаю и целую ее в нос, щеки и губы, как маленького ребёнка.

— Пупсон, ты опять грустишь.

— Хватит звать меня этим дурацким прозвищем! — требует Довлатова.

— Оно милое.

Полина награждает меня недоверчивым взглядом.

— Спорим, ты называл так каждую из своих девиц?

Я изображаю возмущение.

— Да нет же! Просто мне хотелось тебя подразнить, — и это чистая правда. — Я никого в своей жизни не звал Пупсоном.

В ее глазах мелькает что-то неуловимое, а потом она осторожно снимает с себя мои руки.

— Ладно. Так и быть, поверю… — и громко зевает. — Ты, как хочешь, а я иду спать.

Я не могу отделаться от мысли, что ее зевок был имитацией. И это странно.

Я слышал, некоторые девушки могут имитировать оргазм. Но чтобы зевоту?

Что за фигня?

— Не уходи. Кровать большая, — пытаюсь задержать Полину, но тут наши глаза встречаются, и до меня доходит, что я сморозил глупость. Кто я такой, чтобы делить с ней постель всю ночь? — Ну или, если хочешь, я могу уйти, — стараюсь сохранить легкомысленный тон.

Полина улыбается.

— Это было бы свинством с моей стороны, ты первым занял это место, — наклонившись, она целует меня в щеку. Но не как любовника. Как друга. — Спокойной ночи.

— Утром продолжим, — бросаю ей вслед.

— Утром меня здесь не будет, — загадочно произносит девушка.

По ее лицу непонятно — шутит она или нет.

— Ну вот. А я хотел позагорать голышом.

— В чем же дело? — наклоняется и поднимает с пола свою сорочку.

— В одиночку это не так интересно, — говорю я, изогнув шею, чтобы рассмотреть ее попку под большим углом.

Полина качает головой. Стоя ко мне спиной, она натягивает сорочку.

— Эй, пупсон? — прошу ее повернуться.

— Да?

— Секс с тобой — просто фантастика.

Полина улыбается.

— Взаимно.

Уже в пороге я снова ее окликаю.

— Полин? — на этот раз серьёзным тоном.

— Что? — оглядывается девушка.

— У всех в жизни бывает хреновая полоса. Я уверен, у тебя все наладится.

Она несколько раз кивает.

— Надеюсь на это.

А затем спускается по лестнице…

С намерением дочитать начатую недавно книгу, я устраиваюсь на террасе, куда солнце не заглядывает первую половину дня. Только совершенно не улавливаю смысла, читая по кругу один и тот же абзац.

Мысли постоянно возвращают меня к событиям прошлой ночи, на губах играет глупая улыбка, а я пытаюсь понять, что чувствую.

Без понятия.

После всего того разврата, который мы устроили с Тёмой в мансарде, нужно быть дурой, чтобы заниматься самобичеванием и грызть ногти, сетуя, какую ошибку я совершила. Это бессмысленно.

Один несчастный перепих еще можно было бы назвать ошибкой, но только не ночь отвязного секса, которая принесла мне массу наслаждения.

И я совершенно не думаю о Виталике.

Вернее, прямо сейчас думаю, но не в том смысле, как прежде. Язык и член Рогозина, которые вчера побывали между моих ног, расставили все по местам — не так уж я, выходит, и страдала по поводу развода.

Спасибо ему за это. За его расчудесные умения и настойчивость.

Вчера у меня ещё были сомнения, стоит ли оставаться здесь с Тёмой, но сегодня такой вопрос не стоит.

Конечно я останусь.

А завтра приеду домой с совершенно новой стратегией, подсмотренной у Рогозина, и попробую жить также легко и беззаботно, потому что больше не собираюсь чувствовать себя несчастной.

Я снова возвращаюсь к абзацу, а затем вскидываю голову. Входная дверь распахивается, и на террасу, потирая глаза, выходит Тёма.

— Ты не уехала, — произносит он с сонной улыбкой и выглядит очень трогательно.

— Как видишь, нет, — покачивая ногой, замечаю я. — Не хочу сдохнуть от жары в каменных джунглях.

Парень щёлкает шейными позвонками, лениво потягивается, демонстрируя темную поросль под мышками. Его тело красиво изгибается, торс вытягивается, и мой взгляд приковывает выпирающий холм под бельём. На нем только боксеры.