– Послушайте, а что это вы всё ищете?

– Да нож. Только я его, кажется, забыл.

– Нож?

– Да. Никогда не расстаюсь с ножом, всегда ношу с собой…

Какое-то дурное предчувствие заставило меня бросить взгляд на свой рабочий стол. Это было моей ошибкой.

Из-под кипы черновиков выглядывало холодно блестевшее широкое лезвие альпинистского ножа. Нож этот был тяжелый – я употреблял его как пресс, и очень острый – я пользовался им вместо ножниц. И при случае он мог служить превосходным оружием. Я сразу же отвел от него взгляд, но было уже поздно. Гость оказался невероятно проворен. Едва ли не единым движением он соскользнул со стула, обогнул стол, пересек комнату – и нож очутился в его руках. Уже одно это полностью деморализовало меня.

Впрочем, на физиономии его, когда он повернулся ко мне, не было заметно никаких следов возбуждения. И на том спасибо. Он попробовал лезвие пальцем. При этом он улыбался своей прежней, как бы пристыженной улыбкой. Видимо, дело все же обстояло не так скверно, как я опасался. Ведь есть же дети, которые привыкли обгрызать себе ногти, есть и психи, которые привыкли чистить ногти ножом, чего же тут волноваться?

– Отличный нож, – сказал он. – Настоящий олений рог?

– Настоящий.

– Не могли бы вы одолжить его мне ненадолго?

– Зачем вам?

– Я думаю, сэнсэй, мы с вами прекрасно поладили. Честное слово, не знаю даже, как мне отблагодарить вас… Но вы сами знаете, желания наши безграничны… Если бы вы взяли на себя труд подкрепить свои слова делом, я не имел бы к вам больше никаких претензий… Очень вас прошу, сэнсэй, окажите мне эту любезность, ладно? Подтвердите нашу с вами близость по духу… – С этими словами он взял нож за лезвие и застенчиво протянул мне рукояткой вперед. – Дело очень простое. Всего-навсего ткните для пробы…

– Куда ткнуть?

– В меня, конечно.

– Что за глупая шутка!

– Но я же марсианин.

– Да вы же сами сказали, что, если вас порезать, потечет кровь.

– Но не кровь человека, а кровь марсианина.

– Перестаньте фиглярствовать!

– Удивительное дело… В своих сценариях, сэнсэй, вы убиваете марсиан направо и налево. Только на моей памяти было убито не менее двухсот. Я уж не говорю о массовых побоищах…

– Да ведь это только на словах…

– Я думаю, здесь нечто другое. Предрасположение к убийству марсиан заложено у вас в душе, сэнсэй. Именно поэтому ваше воображение создает таких чудовищ, всяких там стоножек, сколопендр, червей с отростками, бородавчатых шаров… живой дым, прыгающих песчинок, жидких существ, которые взбираются на потолки… Потому что их можно убивать без зазрения совести.

– Неправда! Я вам уже говорил, что стараюсь выбрать такие формы, которые не бросаются в глаза, которые человек не замечает.

– А для чего?

– Я пытаюсь напоить черным кофе тех, кого убаюкивает обманчивая повседневность, обманчивый покой.

– Кофе, которое возбуждает воинственность и призывает к убийствам?

– Вам известно, что такое аллегория? Мне уже надоело объяснять. Возьмите на себя труд подумать хорошенько, и вы поймете, что почти все марсиане, на которых я нападаю, есть в конечном счете как бы символы человеческого зла внутри нас. Ведь враг – это не только и не обязательно агрессор извне…

– Звучит вполне благопристойно. А на деле? Если бы я не был совсем как человек, а что-то вроде огромного слизняка, покрытого бородавками, вы бы, сэнсэй, безо всяких моих просьб бросились бы на меня с ножом, не правда ли?

– Так или иначе, но я вас очень прошу… положите, пожалуйста, нож на место…

– Ишь, какой хитрый, сэнсэй! Вы лучше вспомните, что ведь я сам обратился к вам с маленькой просьбой. Законов, запрещающих убивать марсиан, у вас здесь нигде нет… наружность моя пусть вас не смущает, ничего вам за это не будет, так что действуйте с легким сердцем… – С этими словами он небрежно приставил острие ножа к своему боку и приглашающе похлопал другой рукой по головке рукояти. – Стукните как следует по этому вот месту, вот и все дело.

– Оставьте меня в покое!

– Не понимаю… Выходит, вы меня обвели вокруг пальца и я радовался преждевременно.

– Погодите, – сказал я, бессознательно отодвигаясь от него на противоположную сторону стола. – Как к марсианину я действительно испытываю к вам вполне естественный интерес. Однако интерес – это одно, а доверие к вам – это уже совсем другое. Возможность перерастания интереса в доверие способна возникнуть лишь в ходе достаточно длительных собеседований. Поспешность может только повредить нам. Вот так. Поставьте себя на мое место…

– На вашем месте я бы сразу ударил! – Зловеще привычным движением руки он перевернул нож и стиснул рукоятку. – Уж у меня-то, сэнсэй, нет ни капли сомнения в том, что вы – землянин. И я твердо знаю, что марсианские законы не будут нарушены, если я убью землянина.

– Это совершенно другое дело. При перестановке слагаемых сумма не всегда остается неизменной. Вы все время шарахаетесь от одной крайности к другой. Нельзя же так. В мире существует не только белое и черное, есть еще какая-то середина. И всякое соглашение начинается именно с этой середины. Насколько я понимаю, вы стремитесь к соглашению… Послушайте, я вас прошу, пожалуйста, не держите так этот нож! Видите, я уже взмок от пота. И весь побелел, наверное. У меня идиосинкразия к режущим предметам…

– Да, действительно… кажется, я напугал вас… – Он медленно опустил нож. – Значит, сэнсэй, вопреки моим ожиданиям вы – гуманист? И с моей стороны было глупо воображать, будто вам нравится убивать марсиан…

– Ну разумеется! Странно даже, что мой почитатель мог так ошибиться во мне… Сказать, что я мухи не трону, было бы, пожалуй, преувеличением, но я совершенно уверен, что по своему духу уважения к жизни не уступаю никому.

– Но ведь букашек-то вы убиваете?

– Только вредных.

– Наговорили вы здесь всякого, а все-таки убить меня вам мешает только мой внешний облик. Если бы я был – ну пусть не букашкой и не слизняком, а если бы у меня была, например, кожа зеленого или фиолетового цвета или если бы уши у меня были вершка на три длиннее, вы бы тут же раздавили меня, как букашку, не правда ли?

– Послушайте, вы меня оскорбляете. Вам что, больше сказать нечего? Я всегда был принципиальным противником насилия; если не верите, можете спросить у моей жены. За четырнадцать лет совместной жизни я побил ее всего три раза, что составляет лишь один раз в четыре и семь десятых года. Заметьте, что по Японии в целом этот индекс равен одному и четырем десятым раза в два года. Я поистине образцовый человек в этом отношении. Далее, если вы хотите знать относительно насекомых, то я убиваю исключительно москитов и мух, а уничтожение муравьев, мокриц и тараканов полностью предоставляю своей жене…