Россия готовилась к войне против России.

Уже в Мурманске, буквально на следующий день, когда крейсер «Олимпия» стоял у причала, вахтенный офицер распорядился лейтенанту Насонову сойти на берег. На берегу его встретил невысокого роста капитан-лейтенант, четко назвал себя:

– Руденко, дежурный по военной комендатуре Мурманского гарнизона.

– Прапорщик Насонов, – ответил прибывший офицер.

Для Георгия это был первый русский, которого он встретил на земле родного Севера, назвался не лейтенантом, как был записан в строевую ведомость экспедиционного корпуса, а как был на учете в русской армии, до выезда на лечение.

На корабль Насонов вернулся не скоро. До этого побывал в комендатуре. Сама комендатура размещалась на крутом склоне сопки, рядом с казармой комендантской роты.

Отсюда, с возвышенности, хорошо просматривались гранитные берега Кольского залива. Среди скопления деревянных строений, где складировались всевозможные грузы (капитан-лейтенант назвал их «заморскими»), выделялось несколько каменных одноэтажных зданий.

– Самое длинное, что из красного кирпича, – это наша таможня. – Руденко охотно просвещал русского прапорщика, на котором была форма лейтенанта американской армии.

Моряк, не оглядываясь, шагал впереди на две ступеньки вперед. Насонов едва за ним поспевал, старался не отставать. Нога после ранения снова отозвалась острой саднящей болью. Пожалел, что на берегу оставил крепкую бамбуковую трость. Сейчас бы она как пригодилась! Начальству, оказывается, виднее, как смотрится офицер в строю. Намечался приезд представителя президента. Он должен был произнести напутственное слово к волонтерам экспедиции «Полярный медведь», и увидел бы он офицера с тростью в руке – кого посылают воевать? Что это за армия? А где молодые, сильные и здоровые? Не хотят служить? Занимаются бизнесом? Такое может быть только в стране, где господствует коррупция, и руководители насилуют страну для личного обогащения.

Две недели на корабле, без физической нагрузки, сказались уже в первые минуты ходьбы. Сердце учащенно стучало, нарушился ритм дыхания, а ведь еще подниматься и подниматься на гору – сопка высокая. На ней в ослепительно ярких лучах весеннего солнца стояли приземистые каменные здания. Угадывался военный городок.

– Вы часто совершаете эти…восхождения?

– Каждый день. Моя служба в таможне.

Внизу, у самого пирса, виднелась деревянная церковь, небольшая, как часовня. Она почти не выделялась от других таких же деревянных строений.

Насонов пытался взглядом отыскать железную дорогу. В газетах он читал, что Россия стремится к Ледовитому океану, строит незамерзающие порты.

Железную дорогу он отыскал не сразу. Нашел на правом берегу реки Кола паровоз с длинным тендером и четыре пассажирских вагона. Краем уха он слышал, что в мурманский порт из Англии прибывает пароход с многочисленной командой деловых людей. Они направляются в Карелию. В Петрозаводске англичане и американцы будут делить между собой карельские леса. Что же касается хозяев этих мест – русских, и тех, кто заседает в Петрограде и Москве, с этой властью можно было не считаться. С ней идет война, хотя никто войну новой российской власти не объявлял. Считалось, что в этом не было надобности. Англия эту новую власть не признала, Соединенные Штаты – тем более. Непризнанное государство – значит, его нет, и международные законы на него не распространяются. Грабь его! Коль у тебя есть военная сила, и нет серьезной силы у хозяина.

Союзники военными кораблями подходили к мурманскому берегу, высаживали десант. Если в населенном пункте была советская власть, совет разгоняли, а пытавшихся оказывать сопротивление уничтожали огнем корабельной артиллерии, захваченных в плен членов совета увозили с собой как заложников.

К июлю весь Кольский полуостров был оккупирован. Против оккупации протестовала Москва. Но в столицах европейских стран протесты Москвы воспринимались разве что с иронией: слово, не подкрепленное делом, – пустой звук.

Генерал Пул как командующий экспедиционными войсками ждал приказа на оккупацию Архангельска. Британская разведка, работавшая на Русском Севере, заверяла Лондон: «Советская власть в Архангельске слаба, части русской армии серьезного сопротивления оказать не смогут»

Этого сообщения было достаточно, чтоб корабли Антанты направить в устье Северной Двины и в Архангельске высадили десант. Лондон продиктовал даже время высадки: первые числа августа.

«Протесты Московского правительства не принимать во внимание». – Так распорядились в Лондоне и Вашингтоне. Эти две столицы действовали четко и согласованно, как в отрепетированном дуэте.

Первый десант был высажен на остров Мудьюгский. На юге острова командующий разглядел в бинокль бревенчатые домики, похожие на бараки.

– Что за строения?

– Пересылка для каторжан, – ответил переводчик.

– Подойдет под лагерь для преступников?

– Вполне.

– Действуйте.

По распоряжению генерала Пула, не ожидая, когда в городе обоснуется новая власть, саперы сразу же приступили к работе. Непосредственное участие в строительстве лагеря принимала рота 310-го американского инженерного полка. По острову, отделенному от материка узкой протокой, на колья накинули «колючку», огородили бараки, в которых еще недавно пребывали каторжане перед отправкой на острова Ледовитого океана. Разгрузили транспорты, в которых содержались заложники. Охрану лагеря командующий поручил английским солдатам.

В июле заключенных уже было несколько десятков, в большинстве своем активных сторонников советской власти и местных жителей, оказавших сопротивление иноземным мародерам.

В середине августа на Мудьюг доставили первую партию пленных красноармейцев, захваченных в боях на Северной Двине и на железной дороге Архангельск – Вологда. Там уже две недели оккупанты вели бои с разрозненными и плохо вооруженными красноармейскими заслонами. Среди пленных преобладали раненые.

– Концлагерь – не госпиталь, – так распорядились в штабе экспедиционного корпуса.

В медикаментах русским раненым было отказано.

Генерал Пул распорядился, как только последние красноармейские отряды оставят город, высадить десант, подобрать помещение для госпиталя. Среди солдат экспедиционного корпуса раненых еще не было, но уже были заболевшие «испанкой». В некоторых странах Европы так называли форму гриппа, способную перерасти в эпидемию. Существовала ли здесь такая опасность?

К генералу Пулу был вызван русский переводчик капитан Самойло, находившийся на корабле, и британец учинил над ним чуть ли не допрос:

– Вам, капитан, известно, что такое «испанка»?

– Инфекционная болезнь, которую везут с собой ваши подчиненные, – глядя генералу в его брезгливо прищуренные глаза, спокойно ответил переводчик, дескать, нашел кого экзаменовать, два года не покидавшего окопы и повидавшего не только «испанку».