произошло – никогда доселе не терявшие связь с реальностью, словно заснули, исчезли из бытия, а затем поняли, что снова видят, но уже не зеленые просторы, а голубую высь и облака. Под ними прорастали луга, шевелились насекомые, где-то далеко внизу рыли свои норы кроты, но, что самое удивительное – они ощущали это.

Каждый из них имел индивидуальный облик. Кто-то обнаружил сходство с грозным медведем, кто-то – с волком, со змеей, лосем или лисой. Однако они отличали собратьев-богов от простых животных – по силе, исходящей от них.

Они никогда не встречали того, кто подарил им дом и жизнь, но чувствовали Его частицу в глубине себя, и благодаря ей понимали, что нужно делать: быть хранителями этого мира, сохранять его красоту. В их жилах текла могущественная кровь, позволяющая дотла сжечь лес или поднять в небеса океан, и ее необходимо было контролировать, – и потому они избегали ссор.

Обитали на свете и люди. Боги интересовались ими – в отличие от животных, они постигали Вселенную, мастерили одежду, оружие, костер и множество других вещей. И лишь они боялись и уважали богов, задабривали их подношениями и жертвами, просили о дожде и плодоносном лете. Иногда боги исполняли молитвы, а взамен получали бурную благодарность. Это их изумляло и тешило – животные играли с ними, как с равными, и они услаждались чужими благоговением и ужасом.

Искра неведомого Создателя, скрывающегося за пологом бытия, провозглашала, что предназначение богов неразрывно связано с людьми, и они верили той беззаветно. Стали не только стражами, но и путеводными нитями человечества. Чтобы не терять контакт с подопечными, научились принимать их облик и освоили их речь. Люди знали, что они часто захаживают к ним в дома: гостеприимных хозяев озарят удачей, а на скверных обрушат несчастья. Поэтому всякого гостя встречали хлебом-солью, давали попариться в бане, сытно кормили и укладывали спать.

Однако не вечно было править зверям-богам. Твердь менялась, и рождались новые боги – о человеческой ипостаси. Сначала они вершили лишь незатейливые чудеса, которые ни в какое сравнение не шли с мощью изначальных богов, но вера людей в них все росла, а вместе с ней – и их сила. Вскоре изначальные были позабыты, и их место заняли боги-люди…

– Ия! Завтракать!

Я с некоторым удивлением отложила листы в сторону. Да это не рассказ даже. Ни сюжета, ни персонажей как таковых. Скорее, какая-то легенда или предание. Раньше мое подсознание такого ни разу не выдавало. Может, дальше пойдет как обычно? Хотя непохоже, всего-то страница осталась…

Тем не менее мне это показалось цепляющим, и я пообещала обязательно закончить чтение после школы. Сегодня предстояли совершенно обычные шесть уроков.

Я кинула портфель в коридоре и зашла на кухню, где опять истошно вопил брат. Так и хотелось рявкнуть: «Да заткнись ты!», – но тогда получила бы нагоняй от матери, радевшей за наши дружественные отношения. Для меня дружественные отношения с братом равнялись взаимному игнорированию. Нарываться на очередную лекцию или, чего хуже, скандал не хотелось, тем более с утра пораньше, поэтому я вяло взяла ложку и впихнула в себя кашу.

Брат играл с вилкой, измазанной в овсянке. Я сидела рядом и несколько беспокоилась, как бы жидкая масса не прилетела мне на одежду.

– Пап, ты меня довезешь? – спросила я, вытирая рот висящим на спинке стула полотенцем.

– Сегодня нужно быть раньше на работе, – спустя секунду ответил отец. – Пока заброшу тебя в школу, опоздаю.

– А я опоздаю, если пойду пешком. Да ладно тебе, чуть поднажмешь, проскочишь кое-где на красный, и все будет чики-дрики.

– Ия! – укоризненно надула губы мать. – Что за выражения! Ты культурная девушка, говори как подобает, а не как оборванка из неблагополучной семьи!

– Как пожелаете, маменька.

– Убери из обихода саркастичность, – отчеканил отец, отложив газету в сторону. – Приличные люди не говорят с родителями в таком тоне.

Я с улыбкой развела руки в стороны:

– Посмотри на меня. Сарказм и язвительность – все, что мне остается использовать.

– Мы на тебя не нападаем, и с нами ты можешь от этого избавиться. Проявляй элементарное уважение.

И он с очевидным подтекстом вновь раскрыл свою газету.

– Так отвезешь или нет? – уточнила я.

Мама всплеснула руками, папа шумно втянул воздух. Брат захохотал, предчувствуя веселье:

– Ийке щас влетит!

И почему ему разрешено говорить, как «оборванец из неблагополучной семьи» с этими его «щас», а от меня требуют высокопарных фраз и выдержки королевы Британии?

– Пойдешь сама, – процедил отец. – Прогуляться тебе не помешает. И, думаю, стоит отобрать у тебя компьютер. Верно, дорогая?

Мама покорно поддакнула и засеменила ко мне в комнату.

Все равно он без дела пылится.

– Ладно, – пожала плечами я, отправляя грязную посуду в мойку. – Когда принесу приглашение от учителя в школу за опоздание во второй учебный день, даже не думайте на меня кричать. Вина в этом будет исключительно ваша. Вы в курсе, как я ненавижу приходить не вовремя.

Перед тем, как выйти из кухни, я успела заметить, как побагровел отец. Пожалуй, вечером стоит запереться на замок и не выходить из комнаты, пока родители с братом не уснут.

Мама, как раз уносящая мой компьютер в свою спальню, недоуменно посмотрела на отца, судорожно сжимающего газету. Он явно готов был кинуть ее мне в спину, но лишь впечатал в поверхность стола. Младший брат притих. Выходила я, сопровождаемая тишиной, но едва за мной хлопнула дверь, в коридоре раздались отзвуки бури, происходящей в квартире.

«Не говори как оборванка из неблагополучной семьи»… ага, как же.

Лифт я решила не ждать. В новом доме они были не только грязные, изрисованные граффити, исцарапанные простыми надписями-ножницами вроде «тут был Петя», «а я Вася», пропахшие мочой, химией и чем-то тухлым, но и до неприличия медлительные. Лестницы тут, впрочем, немногим отличались. Освещение не работало, так что после наступления темноты приходилось двигаться на ощупь. Тем не менее это лучше, чем стоять в тесной кабинке, зажимая нос и невольно зачитывая похабные каракули на стенах.

Погода стояла воистину зимняя: солнце сияло, снег мерцал, так что не поднять веки. Пришлось натянуть шапку до самых ресниц, но и это не особо помогло. Не успела я оправиться от светового удара, как почувствовала самый что ни на есть настоящий в спину. Только руками взмахнула в попытке ухватиться за что-то, прежде чем со всей дури приложилась бы об асфальт. Дыхание выбило из легких, руки обожгли болезненные искры как от сотни впившихся в кожу иголок.

– Эй, ты в порядке? – спохватились знакомым тоном.

Я поднялась,