глупо выгляжу. Не самая лучшая поза для размышлений. В общем, начал обратно голову вытаскивать с рукой, а тесно так, что ушам даже больно. Еле вылез.

– Есть. Там он. Но далеко, – говорю, – не достать.

А Сенька, гляжу, совсем расстроился:

– Ну всё, теперь точно накажут…

– Погоди раскисать! – говорю. – Никто пока ничего не видел. Надо только кусок проволоки найти подлиннее, согнуть крючком, и тогда вытащим. И не узнает никто ничего, понял?

Гляжу – друг мой приободрился. Но тут слышу – шорох, шум гулкий возле люка. Кто-то в грузовой отсек лезет! Мы, не сговариваясь, делаем самые невинные в мире физиономии – дескать, я не я и каюта не моя. Только от дырки этой дурацкой подальше отплыли. Неужели Чемодан? Вот незадача… Однако нет, из-за ящика Сенькин отец появляется:

– Вот вы где, уважаемые! И чем же изволите заниматься, позвольте спросить?

– Мы в прятки играли, дядя Толя! – я говорю, как будто вообще ничего не произошло. А Сенька только кивает.

– В прятки, значит? А на часы вы глядеть не пробовали? А ну немедленно за учёбу! Я вас по всему кораблю уже десять минут как разыскиваю, между прочим. Кругом, марш!

Сенька и я, как один, выдаём самый разочарованный в мире вздох, и плывём к люку. Только на самом деле ни грамма я не огорчился, а наоборот, обрадовался. Потому что дядя Толя ничего не заметил. А после уроков мы нашу игрушку обязательно вытащим!

Только ничегошеньки у нас не вышло. Сперва Анатолий Сергеевич нас часа три или даже четыре гонял по всем предметам. Аж голова вся вспухла. Потом велел на тренировку отправляться в медицинский отсек. Потом на ужин. А потом проводил до спального пенала и говорит:

– Так, ребята, на сегодня хватит с вас! Давайте-ка в койки, пристёгивайтесь покрепче и попробуйте отдохнуть. Скоро корректировка орбиты будет, Андрей Львович уже почти закончил вычисления, так что в коридорах корабля вам делать нечего. Завтра в прятки свои доигрывать будете. Укладывайтесь!

– А как же ты, пап? – Сенька спрашивает.

– И я тоже скоро к вам присоединюсь. Мне с Михал Михалычем переговорить надо.

– Ну хоть поболтать нам с Ромкой можно?

– Болтайте, только недолго.

– А во время корректировки перегрузка сильная будет, как на старте? – я забеспокоился.

– Этого я тебе, брат, заранее сказать не могу. Но уверяю, ничего смертельного. Старт пережили, значит и корректировку переживём. Главное – пристегнитесь хорошенько и чтобы из коек не вылазить!

А я что-то и вправду устал. Даже зевать начал. Заплыли мы в каюту, втиснулись в свой пенал, разделись, влезли в спальные мешки и пристегнулись. Я Сеньке помог ремни затянуть, а он – мне. Свет выключили. Только спать почему-то сразу расхотелось. Тут Сенька и говорит:

– Ромк, а давай сказку придумывать!

– Давай! А как это? – спрашиваю.

– Ну, вот ты какие-нибудь сказки знаешь?

– Знаю, конечно. Про Колобка знаю, а ещё «Кот в сапогах»…

– Вот! А мы всё перепутаем, чтобы было смешно! Будет у нас сказка «Колобок в сапогах»!

Тут мне интересно стало. Сенька начинает:

– Жили-были дед да баба, и было у них три сына. Одному досталась мельница, второй получил осла, а третий и говорит старухе: – Испеки-ка ты мне, старуха, колобок!

Я засмеялся:

– А старуха испекла колобок, купила ему шляпу с пером и сапоги со шпорами, и положила на окошко остудиться!

Сенька подхватывает:

– А Колобок полежал-полежал, запряг лошадей, сел в карету и поехал в королевский замок!

Снова моя очередь:

– Катит Колобок в королевский замок, а навстречу ему – Заяц! И говорит: – Колобок-колобок, я тебя съем! А Колобок ему и отвечает: – Скажи мне, Заяц, чьи это прекрасные луга и леса? Маркиза Де Карабаса?

Тут я вдруг замолк и задумался, а потом спросил:

– Сеня, а прекрасные луга и леса на Земле правда бывают?

Сенька только головой кивнул.

– А ты такие луга сам видел, или только по телеку?

Сенька отвечает:

– Сам, конечно. У нас дача на Волге, а там недалеко есть и лес, и луг тоже… Там какая-то трава особенная растёт, она, когда дождик пройдёт, так чудесно пахнет… И мягкая-мягкая, ноги щекочет, я по ней бегать знаешь как люблю…

И смотрит перед собой – вроде бы на меня, а будто сквозь стенку далеко-далеко:

– Здесь на корабле, да и на станции у вас воздух совсем другой. Ни холодный, ни горячий, не движется ни капельки, и совсем без запаха. Как будто бы и нет его вовсе. А на Земле воздух всегда пахнет, и всегда по-разному – в лесу летом один запах, а осенью совершенно другой; на берегу реки пахнет водой, тиной и водорослями, а на лугу в жаркую погоду пахнет мёдом, и днём всегда кузнечики стрекочут, а ночью сверчки. И дождик…

Я в своём спальном мешке пошевелился:

– А дождик – он ведь из воды, как душ, да?

Сенька отвечает:

– Нет, дождик он на душ похож, только если на картинке нарисованный, и то чуть-чуть. А на самом деле совсем не такой – там и тучи, и ветер, и тень, и пахнет совсем по-особенному, и уже знаешь, что сейчас дождь пойдёт. А если гроза приближается, то сперва сверкают молнии, а потом накатывает гром, страшно, а всё равно здорово…

– А у нас внизу у поверхности тоже молнии бывают в атмосфере! Ещё какие! – говорю.

Сенька уже совсем тихо:

– Я знаю. Просто на Земле другие… А корабль так медленно летит, еле-еле тащится…

Я плечами пожимаю:

– Ты не грусти так, Сень. Главное – мы летим! Это так всегда бывает, когда сильно чего-нибудь ждёшь, а оно всё не наступает и не наступает, как день рождения. А надо просто про это не думать, тогда оно – рррраз! – и наступит. Мне самому знаешь как не терпится на Земле побывать? Ого!

Лежу, думаю, чего бы ещё спросить…

– Сень, а Сень, а у вас на Земле мармелад такой же вкусный, как у нас?

Сенька отвечает:

– Не, совсем не такой. У вас на станции он тонкий, плотный, я когда первый раз увидел, думал это пластмассовый лист какой-то. А на Земле мармелад толстый, мягкий, прозрачный и сахаром обсыпанный. И хлеб на станции больше на печенье похож, только несладкое, и в холодильнике может хоть месяц лежать – ничего ему не будет. А у нас он сперва тёплый, мягкий и пышный, если свежий. А потом черствеет и становится жёсткий, только на сухари годится.

– Сень, а игры у вас какие на Земле бывают?

– Ууууу, игр на Земле самых разных много и игрушек тоже. И всякие есть центры и большие парки с аттракционами, там знаешь как весело? И колесо обозрения есть, и видеорама, и автодром, и всякие горки, и карусели, и самолёты, и вертолёты…

Автодром? Видеорама? Куча непонятных слов, я только про самолёты понял с вертолётами. И только тут про нашу проделку вспомнил.

– Главное, Сеньк, не забыть завтра вертолёт твой из этой трубы дурацкой достать.

Сенька погрустнел сразу:

– Это точно… А то если не достанем, придётся тогда всё папе рассказывать, и Михал Михалычу тоже… Опять по ушам получим, и Чемодан снова будет ныть, что детям в космосе делать нечего…

Я говорю:

– Главное чтобы вертолёт как-нибудь не выбросило наружу. А то если взрослые сами найдут, ну как в тот раз, вот тогда нахлобучка будет сто процентов…

А потом вдруг спросил:

– А что такое видеорама, Сень?

Сенька отвечает:

– Ну… это как телек, только большой зал, а экрана нет, везде изображение – и сверху, и снизу, и по бокам тоже. Получается, как будто ты сидишь внутри фильма – а фильмы там самые разные, и сказки, и приключения, и путешествия, и про космос тоже. Можно за один час в самых разных городах побывать, или отправиться в Антарктиду, или в горы, или вообще на другую планету.

– Что, и на Венеру тоже? – спрашиваю.

– Можно и на Венеру. Только там поверхность Венеры совсем непохожа на настоящую. Я, когда с папой к вам сюда просился, я думал, что тут так же красиво, как в видеораме показывают. Хорошо, прохладно, сидишь себе в мягком кресле, попкорн ешь и соком запиваешь… А настоящая Венера – это когда ты в душном экзоскафе пристёгнутый, весь в поту, сердце колотится и трясёшься, что тебя сейчас ветром в расщелину с лавой скинет…

Я говорю:

– А почему же они не сделают,