Слово командира для нас было, что закон, все было точно исполнено, и на другой день на параде полк представился блестяще.

Но раз случилась и беда: на высочайшем смотре стрельбы стрелковых батальонов и рот 2-я стрелковая рота, числившаяся первой во всем Петербургском округе, в этот раз не вошла даже в оценку.

Ротный командир капитан Савицкий, уже много лет командовавший ротой, стоял бледный, как полотно, вся рота потупилась.

Государь, выслушав доклад, проехал дальше, не сказав ни слова.

Уже все начальство уехало, другие части начали расходиться, а командир и рота все также стояли. Никто и слова не проронил.

Вдруг смотрим, полной рысью на своем Полкане едет генерал-адъютант Дрентельн:

– Чего, семеновцы, носы повесили, случайная неудача в счет не идет, какими были отличнейшими молодцами, такими и остались, с песенниками домой.

Тронулись, попробовали запеть, но не смогли.

Больше всего людей пригнетало то, что никто, ни младшие офицеры, ни ротные, ни батальонные, ни полковой командир ни единым словом не попрекнули роту.

В 1874 году была впервые введена всеобщая воинская повинность и набор произведен на основании нового закона.

Несмотря на обширные льготы по образованию, на введение института вольноопределяющихся, многие студенты не пожелали воспользоваться предоставленными им льготами, добровольно тянули жребий и отбыли повинность на общем основании.

Все зачисленные в полк студенты замечательно добросовестно относились к службе, всем служили примером и оставили по себе добрую память.

Заканчивая воспоминания о годах, проведенных в строю родного полка, не могу не отметить одного впечатления, которое испытывалось не только мною, но и большинством офицеров, сжившихся и сроднившихся с полком, с его внутренней жизнью и чутко воспринимавших все до него касавшееся.

Как ни воздавал нам за наши труды император Александр II, как ни благодарил за все смотры, за блестящее состояние полка,[15] все же чувствовалось, что нет к полку того полного душевного благоволения, какое проявлялось у государя к другим полкам.

Такое же отношение к полку чувствовалось и при императорах Александре III и даже при Николае II. Причина этого явления крылась в одном событии из жизни Семеновского полка, в 1822 году, когда полк был обвинен в бунте и сразу утратил расположение императора Александра I, до того особенно любившего полк.

Вот что мне известно по поводу этого события со слов покойного генерал-лейтенанта Николая Константиновича Языкова, отец которого был офицером старого Семеновского полка, и со слов Елизаветы Борисовны Почацкой, родной сестры князя Трубецкого, также офицера старого Семеновского полка.

Император Александр I особенно любил Семеновский полк, самым близким лицом к императору был тогда генерал-адъютант князь Волконский, неотлучно состоявший при государе, сопровождавший его во всех поездках по России, сам офицер и командир старого Семеновского полка.

В первые годы царствования императора Александра I служба солдата была пожизненная, а затем был установлен срок в 25 лет.

Проезжая через города и села, государь был всюду встречаем населением хлебом-солью. Государь беседовал с жителями и часто, во время этих бесед, Его Величество вдруг обращался к князю Волконскому:

– Посмотри какой красавец, он как раз подойдет в такую-то роту. Запиши его в Семеновский полк.

Так постоянно полк пополнялся отборными людьми, среди которых попадали сыновья дворовых, игравшие и учившиеся вместе с господскими детьми, владевшие часто иностранными языками.

Если припомнить, что в те годы, начиная с 1805-го и заканчивая 1814-м, полк принял участие во всех европейских войнах, в избавлении Родины от нашествия Наполеона, в битве народов под Лейпцигом и во вступлении наших войск в Париж, то станет ясно, что полк, ввиду особенностей своего формирования, выделялся. Офицеры близко стояли к солдатам, вникали во все их нужды, делились с ними книгами и даже иностранными журналами, телесные наказания в полку не применялись.

Так шла жизнь полка до 1818 года.

В 1818 году император Александр Павлович во время пребывания на Эрфуртском конгрессе впервые услыхал от князя Миттерниха,[16] что в самой России в отношении революционных течений не вполне благополучно, и что эти течения нашли благоприятную почву в любимом государя Семеновском полку.

Пораженный этими сведениями, Александр Павлович по возвращении в Петербург поделился ими со своими братьями и по настоянию великого князя Михаила Павловича было решено подтянуть полк, для чего командиром был назначен генерал-майор Шварц, узкий фронтовик, жестокий по натуре, Шварц совершенно не понял, с каким полком имеет дело. Начались мелкие придирки, были восстановлены телесные наказания.

Один из излюбленных приемов подтягивания заключался в следующем: каждый день, в семь часов утра, в зал командирского дома должны были прибывать по одному рядовому от каждой роты, раздеться, сложить по форме вещи на расставленных табуретках и голыми ожидать появления командира полка.

Шварц входил, проверял, так ли разложены вещи, и приказывал одеваться.

Если кто-либо при этом ошибался, то Шварц, сам маленького роста, вскакивал на табуретку, надевал провинившемуся кивер и бил по нему до тех пор, пока кивер не спускался через лицо и уши до самой шеи.

Не лучше шло и на учениях. Особенно он придирался к государевой роте, сплошь состоявшей из Георгиевских кавалеров.

Дошло наконец до того, что в 1822 году[17] на одном из строевых учений рассвирепевший Шварц приказал арестовать государеву роту и отвести ее в Петропавловскую крепость.

Вот тут впервые полк не сдержался и раздались голоса:

– Государева рота нам голова, если ее арестовать, то и мы вместе с ней пойдем в крепость.

Испугавшийся Шварц поскакал к великому князю Михаилу Павловичу и доложил, что в полку вспыхнул бунт.

Великий князь поверил, доложил государю и было решено раскассировать полк.

В Петербург был приведен 9-й пехотный Новоингерманландский полк,[18] переодет в семеновские мундиры, а всех семеновцев раскассировали по другим полкам с таким расчетом, чтобы никуда более шести человек не попало.