Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да.
— Прекрасно! Ты должен любыми путями вернуть кассету. Достань ее хоть из-под земли! А что делать с этой дурой, мы еще решим! Оставлять свидетелей не хотелось бы! Она наверняка просмотрела пленку.
— Это всего лишь дешевая, примитивная ловушка!!
В голосе председателя парламентской фракции «Сильная Россия» Михаила Павловича Дергачева ясно прозвучали нотки истерии. Чувствовалось, что его нервы на пределе, что вот-вот они с пронзительным звоном лопнут, не выдержав всех неприятностей, которые подбрасывают ему враги, да и друзья тоже. От возбуждения он даже встал из-за стола и энергично зашагал по своему просторному кабинету в здании Госдумы на Охотном Ряду, словно меряя расстояние от установленного в одном углу знамени страны до украшавшей противоположную стену рельефной карты горячо любимой родины.
— Ловушка? Что ты имеешь в виду? — недоуменно переспросил Дергачева его заместитель по парламентской фракции и ближайший соратник по политической борьбе Аркадий Петрович Татошкин.
Он сидел по другую сторону начальственного стола, вычерчивая на листе бумаги какие-то кабалистические знаки. Впрочем, пока они нисколько не помогали найти выход из критической ситуации, отогнать беду, нежданно-негаданно нависшую над партийным лидером.
— Я говорю обо всей этой сцене в гостиничном баре! Она рассчитана на дураков!
— Не понял…
— Думаю, никакой кассеты с пикантной записью не было и нет! Вот почему, как раз перед тем, как эти люди должны были передать ее нам, они инсценировали облаву! И в суматохе кассета вроде бы куда-то исчезла! Дешевый приемчик! — раздраженно, как капризная барышня, пояснил Михаил Павлович. — Но согласившись на встречу с шантажистами, мы фактически признали возможность существования видеозаписи! Они нас элементарно купили!
— И как это можно использовать против нас?
— Очень просто: если информация о наших переговорах дойдет до журналистов, то тогда и никакой пленки не понадобится. Шум поднимут такой… — взмахнул он рукой. — Мол, нет дыма без огня. Меня пытаются опорочить, бросить тень на мою репутацию! Мерзавцы! Вот мерзавцы!
Дергачев и Татошкин с надеждой посмотрели на третьего участника этой дискуссии, Сашу Бабкина, который как раз и ходил в «Метрополь» на встречу с загорелым красавцем Марковым. Бабкин был вызван в кабинет последним и, прибыв сюда, примостился в конце длинного стола для совещаний, да так и остался там сидеть. Эта позиция, с одной стороны, говорила о его самом низком положении среди присутствующих, а с другой — о приобщенности к главным секретам партии. Занимая должность помощника Дергачева, причем уже много-много лет, он знал все тайны своего эксцентричного шефа и довольно часто выполнял различные щекотливые поручения.
В ответ на обращенные на него взгляды Бабкин лишь неловко потупился, поглаживая свои неопрятные усы. Никому не нравится говорить начальству неприятные вещи. Однако его реакцию Михаил Павлович понял по-своему. Он вздернул подбородок, еще больше расправил плечи и стал гневно бросать в пространство:
— Работаешь дни и ночи, стараешься что-то еще сделать для страны, для народа, а эти подонки… Только и думают, как тебя оболгать, как… как… — от перехватившей горло обиды он не смог закончить мысль.
За полтора десятка лет пребывания в политике Дергачев, даже в отсутствие избирателей, стал легко впадать в патетику и порой сам верил тому, что говорил. Как хороший актер, он способен был жить вымышленными образами, легко переходя от металла в голосе к слезам на глазах. И сейчас ему было безумно обидно за себя.
— Михаил Павлович… — все же не выдержал помощник, — вы не на трибуне… Есть у них компромат на вас, есть! И вы сами это прекрасно знаете. Чем успокаивать себя сейчас, лучше бы слушали меня, когда я пытаюсь уберечь вас от всяких приключений. Ведь вы очень изменились за последнее время и стали совсем неуправляемым!
Трансформация Дергачева в течение его политической карьеры действительно произошла весьма существенная. Когда перестройка в стране только начиналась, он был немного наивным молодым человеком, искренне верившим в светлое будущее России и по мере своих сил делавшим для этого все возможное. Он участвовал во всех демонстрациях, митингах, собраниях демократов, горячо поддерживал высказываемые на таких мероприятиях либеральные лозунги, часто и эмоционально выступал сам. В конце концов его лицо примелькалось на телевизионных экранах, что тогда, в период полной, радикальной смены политической системы, было достаточно, чтобы попасть в парламент. Людям так надоела прежняя власть, прежние лидеры, что они готовы были довериться любому симпатичному болтуну.
В Государственной думе Михаил Павлович тоже вел себя очень активно, не упуская ни одного случая засветиться перед телекамерами, дать интервью, поучаствовать в обсуждении различных проблем. Со временем это помогло ему организовать свою фракцию, а потом и партию. Правда, ее программа ничем фактически не отличалась от программ других радикальных движений. Но деньги спонсоры давали, причем деньги немалые. Однако если говорить честно, финансирование шло не под партию, а под самого Дергачева.
Его имя, лицо стали своеобразными брэндами — типа «Кока-колы» или «Макдоналдса». И чем более он был знаменит и узнаваем, тем больше приходила в упадок сама партия. В интересах дела ее, конечно, стоило бы реорганизовать, очистить от всяких прихлебателей, льстецов, падких до спонсорских денег, может, даже объединиться с союзниками. Но тогда сам Михаил Павлович уже не был бы на первых ролях или стал бы всего лишь «одним из…». Поэтому, вместо партийного строительства, он продолжал заниматься саморекламой и вел активные торги с теми, кто мог дать больше денег взамен на нужный вариант голосования, на необходимые решения парламента.
Изменились не только цели, интересы Дергачева, но и его поведение. Он стал похож на этакого барина, любившего покричать на своих подчиненных, не особо выбирая выражения, а то и высечь их розгами. Да и как могло быть иначе, если он понимал, что все эти многочисленные партийные функционеры существуют лишь благодаря ему, что они находятся у него на содержании. И в партийную кассу Михаил Павлович стал залезать, как в свой карман. Без всякого зазрения совести. Ну а деньги тратились им теперь на дорогих проституток, на кутежи с купеческим размахом в закрытых клубах. Но самое плохое, что он начал сильно пить — до потери контроля над собой.
Буквально несколько дней назад Бабкину даже пришлось, в буквальном смысле этого слова, тащить Дергачева на себе из одного ресторана. А потом в машине любимый шеф облевал ему штаны. Облевал, как какой-нибудь забулдыга. Саша этого еще не забыл, чем и вызвано было замечание о существенных переменах, произошедших в партийном лидере.
Однако и Михаил Петрович не собирался терпеть змеиные выпады помощника. Он налился краской до корней волос и истошно заорал:
— Я тебя сейчас выгоню отсюда! Да, убирайся! Пшел вон! Я не желаю видеть твои паскудные усы! Взял моду меня критиковать! Ты кто мне — жена или теща?! Я тебе говорю: убирайся с моих глаз долой! Вон!