бы в этом и светлую сторону. В конце концов, я ведь работал в одной из самых конкурентных отраслей в мире. У меня был влиятельный агент, который предоставил мне доступ ко всем крупным игрокам и внушил, что скоро и я сам стану таким. Но этого так и не произошло. Я прожил в Лос-Анджелесе почти восемь лет, но все еще чувствовал себя ребенком, который стоит перед аквариумом и рассматривает ярких рыб, прижавшись лицом к стеклу. Я пытался полюбить протяженные хайвеи (только не вздумайте называть их автострадами!), бесконечное лето, даже за бейсболистов из «Доджерс» начал болеть, но Лос-Анджелес по-прежнему казался мне очередным приятелем очередного знакомого, здесь не было ничего полностью принадлежавшего мне. Даже моя карьера и та не принадлежала мне полностью. В Голливуде крутятся большие деньги, но их надежно оберегает целая сеть привратников, мастерски морочащих новичкам голову.

Голливудская элита заботится только о своих. По сравнению с ними я был пришельцем из другого мира, и меня скорее терпели, чем воспринимали как дорогого гостя – пускали в дом, но за стол не звали.

Однако Голливуду нужны мечтатели вроде меня, потому что без посторонних не может быть своих. Поэтому время от времени привратники бросают нам кость, чтобы мы и дальше пускали слюни у двери. А мы с голодухи хватаем объедки с их стола, надеясь вступить в игру наравне с ними, похвастать перед всеми заключенной сделкой. Таких, как я, были тысячи, они скреблись в закрытую дверь, но внутрь попадали лишь единицы. В конце концов в прокат выйдет только крошечная горстка фильмов. И я, сценарист почти без принятых сценариев, был частью этого огромного механизма, который не переставал работать, но почти ничего не производил.

Так почему же я просто все не бросил? Эта игра в обхаживания с легкой эрекцией затягивала. Каждый раз, когда мне хотелось сдаться (например, сейчас), прямо перед носом у меня появлялась морковка (например, мегазвезда выказывала интерес к моей идее), и, казалось бы, делов-то – протяни руку и хватай, но не тут-то было. The Eagles были правы на все сто: Голливуд – это «Отель Калифорния»[1]. Хочешь не хочешь, но как только он вцепится в тебя когтями, сбежать уже невозможно.

Лежа той ночью в постели, я думал о будущем. Возможно, в «Нью-Йорк таймс» найдется для меня место, но возвращаться в газету было все равно что отступить. Печатные издания умирают. Деньги, славу и возможность дотянуться до людей в самых дальних уголках земного шара можно получить только через кино. Я хотел, чтобы мои истории разворачивались на большом экране под саундтрек из колонок с объемным звуком, чтобы их на фоне великолепных пейзажей рассказывали актеры, от таланта которых замирает сердце. К тому же я не мог просто позвонить бывшему шефу и попросить работу. Мне нужна была причина – интересная история.

Разумеется, искать ее я не собирался. Но порой интересные истории находят меня сами.

Глава 6

– Хочешь, расскажу кое-что странное? – спросила Либби, когда я присоединился к ней за завтраком.

Для пилатеса она натянула гладкие легинсы, а волосы собрала в высокий хвост. После пробуждения я еще не оделся и был в боксерах и белой футболке.

– Конечно, – ответил я, чтобы ей потрафить.

У Либби были иные представления о странном, нежели у всех остальных. Она считала странным чай с молоком, хотя целая нация, делившая с ней добрую часть генов, пила чай с молоком каждый день.

– Кендрики не числятся владельцами своего дома. Я проверила.

«Что действительно странно, так это то, что ты решила это проверить», – подумал я. Но подыграл ей.

– Хм, – безразлично произнес я. – А кто же владелец?

– Какая-то компания под названием «Счастливый случай», – сообщила она.

– Может, спросишь у них? – невозмутимо продолжал я.

– Это ведь ты у нас журналист-расследователь, – парировала она.

Ага, но мне на них плевать. Однако и эту мысль я высказывать не стал.

– Хорошо тебе позаниматься, – отмахнулся я.

Она откинула хвост и потрусила к машине. Я не мог не восхищаться тем, как она придерживается своих ритуалов даже в трудные времена. Она никогда не пропускала занятия в спортзале, делала макияж даже ради похода в продуктовый магазин, придумывала затейливые блюда, от которых не отказывались даже наши привередливые девочки. Когда я сидел без работы, она становилась раздражительной, но никогда не позволяла себе опускать руки. Когда я раскисал, она сохраняла стойкость, когда я упивался самоуничижением, она оставалась уверенной в себе. Мы были живым доказательством того, что противоположности притягиваются. Можно сказать, она обладала всеми положительными качествами. Самым же большим моим достижением пока что было то, что я сумел ее заарканить.

Я натянул треники и пошел в гараж. Марго нужен был новый письменный стол, и я решил смастерить такой, чтобы влезал под ее кровать-чердак – тоже моих рук дело. Открыв дверь гаража, чтобы впустить немного солнца, я заметил Холли Кендрик – она возилась со скамейкой у крыльца. Я направился к ней.

– Привет, нужна помощь? – спросил я.

– Ой, привет, Энди, – сказала она.

Ее щеки раскраснелись. На ней была розовая майка с глубоким вырезом, и я не мог не отметить великолепную фигуру – полную грудь и тонкую талию. Я постарался не пялиться так откровенно.

– Дурацкая скамейка – просто что-то с чем-то. Стоит кому-то сесть, и она чуть не переворачивается. Я хотела затянуть болты, но у меня нет инструментов.

Я осмотрел основание скамейки и тут же определил, в чем дело.

– С болтами все в порядке. Здесь не хватает опорной перекладины. Поэтому скамейка и шатается. – Я показал, и Холли нагнулась, чтобы посмотреть. Ее декольте оказалось так близко, что я почувствовал, будто нахожусь в дешевом порнофильме. Я сделал шаг назад. – Могу починить, если хочешь. У меня есть все необходимое. Для меня это вроде как хобби.

– Я не хочу тебя беспокоить, – ответила она.

– Да ладно, мне нетрудно, – настаивал я. Она, похоже, колебалась, и я добавил: – Или, если твоему мужу нужны инструменты, могу одолжить ему.

Она поморщилась, словно откусила что-то кислое. Я вдруг осознал неприкрытый сексизм моего предложения и потому сказал:

– Или могу показать тебе, как это делать.

И тогда случилось неожиданное. Она расплакалась. Минуту назад она возилась со скамейкой и вдруг разрыдалась как обманутая героиня из мыльной оперы.

– Просссс… Прости, – заикаясь, пробормотала она между всхлипами.

Крупные слезы катились по ее щекам и исчезали в глубинах декольте. Я подумывал отвести ее к скамейке и усадить, но, учитывая хрупкость конструкции, решил