Сэр Фитцджеральд, удостоверившись, что мне комфортно, обратился к собравшимся.

– Итак, господа, наша гостья любезно согласилась ответить на некоторые интересующие доктора – да и что таить, нас всех, – вопросы.

Я прерывисто вздохнула, испуганно окинула взглядом троих мужчин, устроившихся рядком на кожаном диване с высокой резной спинкой и приготовившихся внимательно слушать мой бред. Постаралась расслабиться, представляя себя бейсджампером[1], подходящим к краю высокой скалы с намерением броситься вниз, в полную неизвестность… Ущипнула себя что было сил за локоть. Попытка вернуться в реальность очередной раз дала сбой.

Ну что же.

Как построить свой рассказ, чтобы сразу избежать всплеска негодования и усмешек? Как попытаться донести до них правду и не показаться сумасшедшей? В последнюю очередь хотелось выглядеть клоуном!

Шансов на успех практически не было.

Странное чувство обреченности в тот момент захлестнуло меня с головой.

«Даже если это не сон, даже если заигравшемуся Кукольнику было угодно отправить тебя в прошлое, значит, он преследовал какую-то важную цель, пока не ясную, но, определенно, значимую. Поэтому логичнее придерживаться постулата „если не можешь красиво соврать – расскажи правду“».

Я видела, как волнуется доктор, он не мог сидеть спокойно, ерзал на диване как нетерпеливый ребенок, потом встал и приблизился ко мне. Опережая его, я сказала:

– Мистер Лукас, я знаю, что у вас есть вопросы, не стесняйтесь – задавайте. Я постараюсь удовлетворить ваше любопытство.

«Потом буду вспоминать о случившемся и долго смеяться…»

Доктор с благодарностью взглянул на меня, откашлялся и приступил к дознанию:

– Мисс Элен, я бы никогда не позволил себе подобную вольность, но мое профессиональное любопытство не дает покоя, я не могу найти объяснения некоторым фактам. И прошу любезно их разъяснить. Буду говорить без обиняков. Речь идет о происхождении крестообразных шрамов на вашем левом колене, которые я заметил сегодня утром во время осмотра. Умоляю рассказать, кто и при каких обстоятельствах прооперировал вам колено, в результате чего был удален межсуставный хрящ…

Пока я слушала взволнованное вступление доктора, еще сомневалась – открыть им правду или продолжать валять дурака. Я продумывала другие объяснения и искала обходные пути. Но спокойные глаза мужчины, сидящего напротив и внимательно наблюдающего за происходящим, снова сказали: ничего не бойся!

«Когда тебе еще приснится красивый и благородный принц? Сказки давно прочитаны и пылятся под диваном… Была не была».

И я решительно прервала пассаж доктора:

– Да, мистер Лукас, я дам ответы на все интересующие вопросы, но не обещаю, что они вас удовлетворят и разъяснят ситуацию. Действительно, из моего колена был полностью удален хрящ, и теперь оно поскрипывает, как несмазанный механизм. Эта операция была проведена в Москве…

Я на миг зажмурилась и, набрав в грудь воздуха, как перед прыжком, продолжила:

– В Москве, в институте травматологии в прошлом году, но боюсь, имя врача вам ничего не скажет, вы не сможете увидеть этого человека.

– О боже, он скончался? – помрачнел доктор.

– Отнюдь, уважаемый доктор…

«Вот и наступил момент истины».

– Этот человек еще не родился.

Я произнесла эту фразу и быстро взглянула на моих слушателей.

«Ну же, сказав А, говори Б».

Никакой реакции – совершенно ничего не выражающие лица, три пары глаз, не мигая смотрящие на меня, полная тишина. Они ничего не поняли, что естественно и вполне ожидаемо.

Первым прервал молчание доктор:

– Позвольте уточнить, я ослышался – вы сказали…

– Этот доктор пока НЕ РОДИЛСЯ, – повторила я громко, подчеркивая каждое слово.

Сэр Фитцджеральд быстро взглянул на Лукаса, и я прочла его возмущенный взгляд с немым вопросом:

«Вы же утверждали, что она здорова?»

Я должна была продолжить.

Нельзя терять инициативу.

– Господа, решить, что я не совсем здорова, точнее, выжила из ума, удобнее всего.

Я видела, как сэр Коллинз потупился и слегка покраснел.

– И это правильно. Будь я на вашем месте – подумала бы так же. Тем не менее, настоятельно прошу, даже умоляю выслушать меня до конца и только после окончания рассказа решать мою судьбу. Клянусь вам, что нахожусь в ясном уме и рассудке и говорю правду, мне нет смысла ее скрывать, потому что не вижу будущего, пока вы не узнаете мое прошлое.

«Красиво сказала… А сейчас, прошу покорно, хором закричите мне на ухо, чтобы я очнулась! Пожалуйста, пожалуйста, позвольте мне проснуться!»

Я пристально оглядела собравшихся. Белый как мел доктор, из последних сил усмиряя волнение, присел на край дивана. Он нервно ерзал, напоминая непоседливого великовозрастного ребенка. Сэр Фитцджеральд, напротив, расположился удобнее, накрепко сцепил руки в замок и откинулся на спинку. Он приготовился внимательно слушать. Эдуард Мосснер напряженно замер у окна, не сдвинувшись с места ни на йоту. Лишь тонкие алебастровые пальцы рук, нервно теребящие платок, выдавали крайнюю степень заинтересованности.

Все трое не отрываясь смотрели на меня и ловили каждое слово.

Я глубоко вздохнула и, стараясь как можно четче произносить слова, чтобы не допустить недопонимания, начала рассказ.

«Точнее монолог простившегося с разумом. Ну что же… доиграю свою роль… На бис не зовите!»

– Я утверждаю, что была прооперирована в институте травматологии в городе Москва, в сентябре прошлого года, если быть совсем точной… – я быстро взглянула на доктора.

– Та операция носила название «Резекция латерального мениска методом артроскопии», то есть через маленькие отверстия в коже. Она прошла успешно, я встала на ноги и начала ходить уже через час после наркоза. Если быть совсем точной, дата операции – 19 сентября 2008-го года… как вы говорите… от Рождества Христова.

Вот и все. Произнести эти слова оказалось достаточно легко.

«По сценарию, они сейчас потеряют дар речи!»

Действительно, ничего не случилось в этот момент. Гром не грянул, стены кабинета не обрушились. Наступило лишь долгое молчание. Я уже подумала, что собеседники вообще ничего не поняли.

Они продолжали сидеть неподвижно, и только одинаково удивленный застывший взгляд свидетельствовал о том, что они всё правильно расслышали. Я замерла в кресле напротив них и, затаив дыхание, терпеливо ждала.