Советские ракетчики еще не успели завершить работу за рубежом, а наиболее инициативные из них уже предложили проект суборбитального запуска с использованием немецкого «агрегата». Он вошел в историю под названием «ВР-190» («Победа»), а его авторами стали Михаил Тихонравов и Николай Чернышев. Свои наметки в общем виде они оформили в середине 1945 года. Предлагалось доработать одну из трофейных «А-4», снабдив ее герметичной кабиной на двух пилотов, созданной с использованием опыта изготовления гондол довоенных стратостатов. Главной задачей было изучить комплексное влияние вибрации, перегрузки и последующей невесомости на организм человека.

В проекте «BP-190» впервые предлагались решения, которые позднее нашли применение в конструкции реальных космических кораблей. При достижении вершины баллистической траектории кабина отделялась от ракеты за счет подрыва соединительных пироболтов, опускалась на парашюте и приземлялась с применением двигателей мягкой посадки, которые включались выдвигаемой электроконтактной штангой. В разреженной атмосфере, где воздушные рули не годились, для стабилизации полета кабины применялись маленькие реактивные двигатели. Продумана была и система жизнеобеспечения. Интересно, что аэродинамические обводы кабины, выполненной в виде «фары», оказались близки к обводам современных спускаемых аппаратов космических кораблей.

В 1946 году по материалам проекта было составлено техническое предложение, с которым Михаил Тихонравов выступил на коллегии Министерства авиационной промышленности. У него уже имелся положительный отзыв Академии наук, однако министерство после обсуждения посчитало, что ракетные запуски – не дело авиаторов. Тогда авторы обратились непосредственно к Иосифу Сталину. Министру авиапрома пришлось подготовить докладную записку «О рассмотрении предложения Тихонравова и Чернышева о создании ракеты для полета человека на высоту 100–150 километров» (от 20 июня 1946 года). Министр предлагал принять проект к реализации. На начальном этапе следовало изучить собранные материалы по немецкой ракете «А-4», а создание и испытание летных образцов провести непосредственно в Германии. Затем планировалось изготовить 10–15 корпусов ракет со всеми необходимыми изменениями, предложенными группой Тихонравова-Чернышева. При этом министр отмечал, что опыт работы с немецкими ракетами есть только у Тихонравова, а значит, в два года, запрошенные конструкторами на реализацию проекта, уложиться вряд ли получится.

Сталин положительно отозвался о проекте «ВР-190». Но работа все равно не сдвинулась с мертвой точки, поскольку авторы суборбитальной ракеты и Министерство авиапромышленности долго не могли прийти к взаимопониманию. Тогда Тихонравов и Чернышев обратились к начальнику НИИ-4 Министерства обороны Алексею Нестеренко – тот отнесся к их затее с благосклонностью, и в том же 1946 году группа перебралась к нему «под крыло».

Сначала работы над проектом шли по основному целевому назначению – обеспечению вертикального ракетного полета пилотов в верхние слои атмосферы. Однако вскоре вокруг проекта сложилась неблагоприятная обстановка, потому что он не соответствовал общей тематике института. Дело доходило до жалоб в Центральный комитет КПСС. По свидетельству одного из участников тех давних событий, сам Сергей Королев высказывался в кулуарах против «ВР-190». Учитывая осложнение ситуации, руководство института поменяло направленность проекта. Он получил название «Ракетный зонд» и с 1947 года был нацелен на изучение парашютных систем спасения отработавших ступеней и их головных частей в процессе проведения испытаний. После принятия этих поправок проект получил официальную положительную оценку.

Отказ Сергея Королева поддержать «Победу» легко объясним. Главный конструктор терпеть не мог прожектерства в любом виде и понимал, что, пока баллистические ракеты не поставлены в СССР на «поточное» производство, планировать пилотируемый суборбитальный полет преждевременно. Кроме того, грузоподъемность «А-4» и «ВР-190» не соответствовала амбициозной программе экспериментов. Время пилотируемых ракет пришло позже.

В Подлипках-Калининграде ракетчикам предстояло начинать почти с нуля: доставать оборудование, подбирать и обучать кадры, налаживать производство. Отдельное внимание руководство НИИ-88 уделало строительству – вокруг старого предприятия фактически вырастал новый город. Первые объекты были заложены в 1946 году. Сначала был реконструирован главный корпус завода – под сборку баллистических ракет. Параллельно оборудовались или возводились с нуля здания под лаборатории, испытательные станции и жилые дома. В мае 1947 года институту передали часть территории находящегося в Подлипках аэродрома Министерства Вооруженных сил со всеми службами, производственными и жилыми помещениями. Там стали размещаться научно-исследовательские подразделения.

Многообразие проблем, необходимость комплексного решения вопросов и связанная с этим широкая кооперация многих институтов и конструкторских бюро не позволяли Сергею Королеву ограничиваться техническим руководством в масштабах подчиненного ему отдела. Поэтому создание ракетной отрасли страны принял на себя не один человек, а целый технократический орган – сформированный еще в Германии Совет главных конструкторов. В Совет входили Сергей Павлович Королев (председатель Совета и главный конструктор баллистической ракеты дальнего действия, НИИ-88), Валентин Петрович Глушко (главный конструктор жидкостных ракетных двигателей, ОКБ-456), Николай Алексеевич Пилюгин (главный конструктор автономных систем управления, НИИ-885), Владимир Павлович Бармин (главный конструктор стартового ракетного комплекса, ГСКБ «Спецмаш»), Михаил Сергеевич Рязанский (главный конструктор систем радиоуправления, НИИ-885), Виктор Иванович Кузнецов (главный конструктор командных приборов, НИИ-10). В постановлениях Совета министров по каждой разработке на каждого главного конструктора возлагалась персональная ответственность. Поэтому совместные решения главных конструкторов могли быть оспорены только на высшем правительственном уровне. Зная об этом, они без колебаний предъявляли свои права, когда директивные указания от вышестоящего начальства могли нанести вред делу.

Перед советскими ракетчиками, вернувшимися из Германии, все еще стояла задача осуществления пробных запусков «V-2». Но для этого нужен был собственный полигон. Поначалу они надеялись заполучить бывшее стрельбище Наркомата боеприпасов, которое располагалось на Таманском полуострове, но как раз накануне решения вопроса один из экспериментальных самолетов-снарядов сбился с курса и угодил в кладбище на окраине большого города. Иосиф Сталин об этом узнал и, едва заговорили о Таманском полуострове, перебил сразу: «Это неподходящее место. Рядом крымские курорты, скопление людей. Можете ли вы ручаться, что ваши ракеты не упадут завтра на наши здравницы, как сегодня они падают на кладбища? Полигон надо создать где-то здесь…» Подойдя к столу, на котором была разложена карта, вождь ткнул красным карандашом в левобережье Волги южнее Сталинграда.

Непосредственный выбор места будущего полигона был поручен генерал-майору Василию Ивановичу Вознюку, который во главе рекогносцировочной группы за короткое время обследовал семь перспективных районов на юге от Сталинграда. В конце концов он остановил выбор на селе Капустин Яр в Астраханской области.