Покровительство военно-религиозным орденам стало приметой того времени – христианские владыки и их вассалы, государи и их подданные соперничали друг с другом в щедрости даров, преподнесенных братьям ордена. Редкое завещание обходилось без упоминания о взносе в пользу тамплиеров. Многие знатные лица на смертном одре вступали в орден, чтобы удостоиться чести быть похороненным среди храмовников. Иные государи вступали в орден, отказавшись от престола и передав свои владения в ведение магистра Храма.

Так, Раймон Беренгер IV, граф Барселоны и Прованса, в преклонном возрасте отрекся от престола и, презрев королевские почести, в 1158 году удалился в дом тамплиеров в Барселоне, где ранее принес обет перед настоятелем братом Гуго де Риго. Немощь не позволила ему отправиться в главную резиденцию ордена в Иерусалиме, а потому он послал туда огромную сумму денег, затворился в маленькой келье дома храмовников в Барселоне и посвятил себя служению Царю Небесному и исполнению послушаний, предписанных Уставом[39].

В 1130 году германский король и император Священной Римской империи Лотарь II Саксонский даровал ордену большую часть своих вотчинных земель в Суплингенбурге.

В 1131 году Альфонсо I Воитель, король Наварры и Арагона, коего величают императором Испании, письменно завещал свои королевства ордену рыцарей Храма. Спустя три года, незадолго до смерти, король подтвердил свое пожертвование и заставил баронов обоих королевств ратифицировать завещание. После смерти Альфонсо нобилитет Испании сумел доказать неправомочность этого документа и отстоять свои права на владение землями Наварры, тогда как в Арагоне баронам пришлось пойти на компромисс: земли, замки, большая часть таможенных сборов и пошлин, взимаемых по всему королевству, а также доля от выплат мавров были отданы ордену храмовников[40].

По просьбе Гуго де Пейна аббат Бернар снова взялся за перо, чтобы прославить тамплиеров, усилить влияние ордена и увеличить приток рыцарей-новобранцев[41].

В прославленном трактате De laude novae militae («Похвала новому рыцарству») святой аббат Бернар в красноречивых и восторженных выражениях восхваляет духовный подвиг военного монашества, превознося рыцарей-тамплиеров над прочими воинами. Приводя яркие и неоспоримые примеры, аббат сравнивает мирское и духовное воинство и доказывает, что только воины христолюбивого братства сражаются по благословению Отца Небесного, что только им он прощает даже кровопролитие, так как они сражаются не за награды и почести, а за веру.

Боговдохновенный трактат, обращенный «к Гуго, рыцарю Христову и наставнику Христова воинства», разделен на четырнадцать глав и начинается с короткого пролога. Этот любопытный документ необычайно точно отображает дух времени, а потому не лишним будет привести здесь наиболее яркие фрагменты из него. В приведенном ниже фрагменте святой аббат сравнивает мирского воина и воина Христа[42]:

«Воистину, дорога в очах Господних смерть святых Его, умирают ли они в бою или на постели, но смерть в бою дороже, ибо она – самая славная. …Когда выступаешь ты, о мирской воитель, то должен бояться, как бы телесная смерть твоего неприятеля не означала духовную гибель для тебя самого, или, быть может, как бы он тело твое и душу с ним вместе не погубил…

Что за несчастная победа – победить человека, будучи при этом побеждену пороком, и тешиться пустой славой о его поражении, когда самого тебя поразили гнев и гордыня!

Каков же конец или плод сего мирского рыцарства или, скорее, мошенничества, как я должен его поименовать? Что, как не смертный грех для победителя и вечная смерть для побежденного? Позвольте же мне позаимствовать слово у апостола и призвать того, кто пашет, пахать с надеждою, и того, кто молотит, молотить с надеждою получить ожидаемое.

Какова же, о рыцари, та чудовищная ошибка и что за невыносимое побуждение толкает вас в битву с такой суетой и тягостью, цель которых есть ничто, как смерть и грех? Вы покрываете коней своих шелками и украшаете доспехи свои не знаю уж, каким тряпьем; вы разукрашиваете щиты свои и седла; вы оправляете упряжь и шпоры золотом, серебром и дорогими каменьями, а после во всем этом блеске мчитесь навстречу своей погибели со страшным гневом и бесстрашной глупостью. Что это – убранство воина или же скорее женские побрякушки? Неужто вы думаете, что мечи врагов ваших отвратятся вашим золотом, пощадят каменья ваши или не смогут пронзить шелка?

Как сами вы конечно же нередко познавали на своем опыте, воину в особенности нужны следующие три вещи: он должен оберегать свою личность силой, проницательностью и вниманием, он должен быть свободен в своих движениях и он должен быстро вынимать меч из ножен. Тогда для чего же вы слепите себе глаза женскими локонами и опутываете себя долгополыми складчатыми туниками, хороня свои нежные, тонкие руки в неуклюжих широких рукавах? А паче всего – невзирая на все ваши доспехи – ужасная опасность для совести, ибо столь рискованное дело вы предпринимаете по столь незначительным и пустяковым причинам. Что же еще причина войн и корень споров меж вами, как не безрассудные вспышки гнева, жажда пустой славы или страстное желание ухватить какие-либо мирские владения? Воистину, небезопасно убивать или рисковать жизнью за такое дело. ‹…›

Теперь – в качестве примера или хотя бы в укоризну тем нашим рыцарям, что сражаются за дьявола, а не за Бога, кратко изложим жизнь и добродетели этих кавалеров Христовых. Посмотрим, как они ведут себя дома и как – в битве, как появляются на людях и каким образом рыцарь Божий отличается от рыцаря мирского.

Прежде всего, никоим образом нет у них недостатка в дисциплине, и не находится в небрежении послушанием. ‹…› Они бегут всякого излишества в одежде и пище и довольствуются необходимым. Они живут, словно братья, в радостном и трезвом обществе, без жен и детей. Дабы не было никакого недостатка в их евангельском совершенстве, они селятся совместно, одной семьею, не имея никакой личной собственности, заботясь о том, чтобы хранить единство Духа в узах мира. Можно сказать, что все их множество имеет одно лишь сердце и одну душу, до такой степени, что никто не следует своей собственной воле, а старается следовать за командиром.