Кажется, я вообще ничего не понимаю. Все кружится, не стоит на месте.

Я точно знаю одно: напрасно я отправилась на этот фестиваль Руйсрок летом 1978 года. Теперь расхлебываю кашу, которую тогда заварила.

Летом так хотелось выбраться куда-нибудь из нашей дыры. Но почему я не выбрала церковный праздник «Пробудитесь!»?

Я помню, как он возник в проеме нашей палатки, заслонив собой солнце. Пошатываясь, изобразил игру на гитаре, потом рухнул прямо в мои объятия. И остался там. Более чем на двадцать лет. Он был такой чувствительный, руки, как у пианиста. Пушок на подбородке, который вскоре превратился в остроконечную бородку. Но стоило «Sex Pistols» выпустить свой первый сингл, как бородка исчезла.

Он умел так ласкать, что я даже не ощущала пальцев. Напевал тихонько, раскачивая меня, я словно плыла по волнам. Он высунулся из проема палатки, чтобы выблевать на траву яблочное вино «Марлин». Но разве можно сердиться на мужчину, который так баюкает и так ласкает? Однако откуда взялся этот кулак? Сиркку думает, что темпы роста кулака такие же, как у сосны: двадцать лет до половой зрелости.

И почему я только не поехала на церковный праздник «Пробудитесь!»?

Я протянул ей деньги. Тетка в костюме посмотрела на скрученные купюры, плоды моего каторжного труда, как на испорченную колбасу, и сказала, что не может взять деньги. Я потребовал объяснения.

Она сказала, что при сделках с недвижимостью неприлично иметь при себе столь большие суммы наличных, и спросила, какую цену я бы предложил за дом. При начальной цене в миллион двести тысяч. Я заявил, что объявленная цена содержит лишних триста тысяч. Сейчас я плачу сто тысяч наличными, а остальную сумму в первый же будний день. На мой взгляд, все абсолютно ясно. Дом в еще более дрянном состоянии, чем тетка в деловом костюме, у которой сосудистая сетка покрывала все горло, напоминая об успокоительной роли белого вина для нервозных посредников.

Она добавила, что не может передать хозяевам мое предложение, мимоходом выразив сожаление о нынешнем состоянии рынка недвижимости, и сунула мне свою визитку. Я обещал позвонить через полчаса, когда пыль осядет на месте нашей встречи.

– В любое время.

Сунув бумажки с описанием дома под мышку, тетка подхватила вывеску с указателем, грузно опустилась на сиденье «опеля астры» и оставила меня вместе с деньгами на улице.

Вернувшись в свою гулкую квартиру, я сразу залез под душ.

Открыл холодную воду и торчал под ней до озноба.

Потом залез на массажный стол и постарался обмозговать происшедшее.

Я прекрасно знал, что предложил очень низкую цену, которая для меня была очень высокой. В другое время, в другой ситуации я бы просто помочился на фундамент этого дома. Но сейчас я предложил за него все, что имел. Я успокоился, проникнув в суть дела. Ведь я хочу не дом, а свою семью.

Подсчитал все сначала.

Вспомнил, что у нас на стоянке машина.

За нее можно по-быстрому выручить тысяч шесть.

У завскладом можно попросить зарплату авансом за два месяца, если сочинить себе какую-нибудь дорогую операцию, которую я вынужден делать в частной клинике по причине большой очереди.

Итого двадцать четыре тысячи.

Еще неделю я мог бы заниматься эротическим массажем, выдержу, если надо. Закрою глаза, массируя груди, заставлю себя быть холодным.

Положив перед собой визитку, я набрал номер. Однако отложил трубку, заметив, что сжимаю ее до боли в пальцах. В течение двух минут я проделал дыхательную гимнастику, снизил обороты, успокоился и вновь набрал номер.

Выложив тетке в костюме свое новое предложение, пообещал перевести деньги на счет ее конторы, раз уж она считает толстую пачку наличных неприличным способом оплаты. Поблагодарив за новое предложение, тетка хихикнула – мол, только что домик ушел по очень близкой цене. К сожалению.

Я увидел Хелену, убегавшую по росистому лугу к старым дубам. Я увидел Сини на руках у незнакомого мужчины, пересекавшего двор детского сада по направлению к «форду»-универсалу. Я увидел себя – стариком на скамейке в парке, с изборожденным морщинами лицом, что-то бормочущего себе под нос. И еще я увидел телефонную трубку, которая выпала из рук на плиту.

Чад заставил меня очнуться, я скинул на пол бесформенную массу, бывшую прежде трубкой.

Что такое дома? Временные убежища из бетона, дерева, гвоздей и утеплителя.

Мои жалкие рассуждения не имели под собой никакой почвы, потому что через два месяца я стану бездомным.

Самоуверенность – это глупость.

Но я был уверен, что мое предложение безусловно проскочит, и вот сижу в чаду горелой пластмассы в квартире, которую успел продать.

Однако надо спешить.

Живот болит, теперь Матти там. Он протолкнул заскорузлые ноги в мой живот и царапает нежные ткани задубевшим большим пальцем. Его шишковатые колени смешали весь кишечник. Он твердит, что рок вне политики, с пеной у рта обещает отнести на следующей неделе всю свою коллекцию пластинок букинисту, требует, чтобы я выслушала еще одну вещь, хотя меня так прижало, что дышать нечем. Он переворачивается, внизу живота тянет, когда он устраивает поудобнее свои ноги. Матти окончательно опустошил меня. А вечером Сини задает вопросы.

– Где папуля? – спрашивает Сини.

– В прежнем доме, – отвечаю.

– Пойдем туда, – предлагает Сини.

– Нет, не пойдем, – отвечаю я.

– Когда папуля придет за мной и посадит на плечи? – спрашивает Сини.

– На следующей неделе, – говорю я.

О, если б я могла решать, то никогда. Сини смеется и говорит, что папуля снова посадит на коленки и будет рассказывать: по гладенькой дорожке, дорожке, дорожке, по кочкам, по кочкам, по ухабам, по ухабам, в ямку – бух! Сини пытается забраться ко мне на колени, но у меня нет сил. Теребя мои джинсы, Сини ноет.

– Папуля всегда качает меня, – говорит Сини.

Но я-то не папуля, думаю я. Надо отвлечь ее внимание. Я поднимаю с пола куклу для домашнего театра, надеваю на руку и размахиваю кукольными ручками. Сини шлепает куклу, мой палец выскальзывает из головы куклы, и голова безжизненно повисает. Сини рыдает из-за того, что Сиркку сперва увезла нас далеко от дома, а теперь еще и кукла умерла. Я достаю из кладовки швабру, пристраиваю ее себе на голову.

– Гляди, доча, какие у мамы волосы.

Сини хохочет и вопит, что папуля этим вытирает полы. Так мне удается заманить дочку за стол. Сиркку приготовила пюре и жареную рыбу. Сини шлепает большой кусок масла в пюре и говорит, что папуля так научил. «Папуля», «папуля», «папуля». Он везде. Распавшись на кусочки, Матти распространился по всему миру. Больше всего кусочков оказалось здесь, в квартире Сиркку. Пока Сини ест, она не говорит о папуле целых десять минут. Рекорд. Покончив с едой, Сини просится во двор на качели. У меня нет сил, но я заставляю себя идти. Взяв Сини на руки, сажусь на качели и раскачиваюсь так сильно, что все на свете сливается: облака, деревья, земля и волосы.