– Да? Чем я могу тебе помочь? – она смотрит на меня темными глазами. У нее есть морщины, особенно вокруг глаз и рта. Ее кожа на несколько оттенков темнее моей, и, глядя на нее, я не могу не думать о теплом лете, громком смехе и латиноамериканской музыке до раннего утра.

Этот образ помогает мне улыбнуться, несмотря на то что в горле внезапно пересыхает.

– Миссис Харрингтон, – приветствую я ее, глубоко вздыхая. – Хм… здравствуйте. Я друг…

– Джаспера? – она внимательно смотрит на меня, и я понимаю, что женщина пытается понять, кто я такая.

Я не местная, она, наверно, сразу это поняла. В Фервуде все друг друга знают. И хотя на Мейн-стрит есть несколько магазинов, никто здесь, кажется, не носит яркую, свободную одежду, которую я люблю.

Миссис Харрингтон открывает дверь чуть шире. Она осматривает меня сверху вниз, а затем ее лицо светлеет.

– Ты же Хейли?

Я во все глаза пялюсь на нее.

– Откуда?..

– Джаспер рассказывал нам о тебе, – на ее лице появляется теплая, но грустная улыбка, отчего морщинки становятся отчетливей. – Входи же.

Бесконечно долгий удар сердца, я медлю, потому что не ожидала подобного приема. Такой реакции, слов и уж тем более того, что она знает, кто я. Но миссис Харрингтон помогает мне расслабиться. Она по-матерински добрая, поэтому я понемногу забываю о своей нервозности.

Внутри дома немного душно, и в воздухе разлит цитрусовый аромат. Возможно, средство для посуды? Первое, что бросается в глаза, – огромное количество картин на стенах. Все они заключены в рамки самых разных цветов и форм. Белые, коричневые, черные, красные, зеленые, круглые, овальные и прямоугольные. Они занимают почти всю левую сторону стены, а на правой висят вдоль лестницы. Даже на расстоянии я вижу фотографии детей, семейных прогулок, свадебные и другие особые моменты их жизни.

– Рада, что ты здесь, Хейли. – Миссис Харрингтон тихонько захлопывает за мной дверь. – Садись же, – она указывает налево, куда из коридора ведет проход в гостиную. – Хочешь чего-нибудь выпить? Перекусить? У меня не было времени печь в последние дни, но в морозилке есть торт, я могу его разморозить.

Улыбаясь, я качаю головой.

– Не хочу доставлять вам неудобства.

– Ох, ну что ты. – Она идет через столовую, которая расположена по правую сторону от нас, на кухню. – В любом случае, я хотела налить себе лимонада. Миссис Галлоуэй из дома напротив приготовила его, понимаешь? Старушка еле видит, больное бедро доставляет ей все больше проблем, но она по-прежнему делает лучший лимонад во всей Вирджинии. Вчера вот принесла два графина.

Я иду следом за ней, так как не хочу показаться невежливой. И, честно говоря, я бы, и правда, выпила лимонада. С самого утра ничего не ела и не пила, ну кроме кофе. Возможно, следовало послушать Шарлотту в кафе и попробовать пирог. Прежде чем ехать дальше, мне нужно пополнить запасы еды. Где-то здесь наверняка есть супермаркет.

На первый взгляд кухня кажется маленькой, но это может быть связано с тем, что кухонный островок находится в самом центре помещения. На мгновение миссис Харрингтон исчезает в соседней комнате, а затем возвращается с замороженным тортом.

– Ой. Вы не должны… – начинаю я, но она качает головой.

– Для него все равно нет повода. С тех пор как наш Джаспер… – Она возится с духовкой и засовывает в нее торт. – Я много напекла, даже слишком. А потом еще соседи, друзья, коллеги принесли столько еды. Большая часть до сих пор лежит в холодильнике.

Мне остается только кивать, потому что я не знаю, что на это сказать. Никогда не понимала этой традиции. По какой-то причине люди считают, что ты должен есть, когда скорбишь. Будто этим можно заполнить внезапно образовавшуюся в груди пустоту…

Миссис Харрингтон ставит наполненный до краев стакан на стол в центр, а я сажусь на табурет перед ним.

– Спасибо, – бормочу я и делаю глоток.

Окей. Лимонад и правда хорош. Не слишком сладкий, но и не слишком горький и восхитительно освежающий. С тех пор, как я путешествую и ем слишком много фастфуда, я ценю домашние блюда гораздо больше, чем раньше.

Миссис Харрингтон садится рядом со мной и благодушно улыбается. Она обеими руками держится за свой стакан, словно цепляясь за него, как за спасательный круг.

– А теперь рассказывай, что привело тебя сюда?

– Я в городе со вчерашнего дня, – признаюсь я.

– День рождения Джаспера, – ее голос прерывается при упоминании его имени, а на глазах выступают слезы. – Прости. Это так… Мы всегда знали, что рано или поздно что-то случится. Это не было неожиданностью для нас, но от этого его смерть не стала менее ужасной, понимаешь? И вчерашний день… первый день рождения, когда он не с нами… – Она легонько втягивает воздух и моргает, но слезы застывают в ее глазах.

– Что… как это произошло? Если только вы хотите говорить об этом, – поспешно добавляю я, потому что не хочу причинять ей боль.

На ее лице появляется дрожащая улыбка.

– Он был болен. Он всегда был болен, но ему удавалось с этим жить. Потом стало хуже. В последние дни он едва мог дышать. И вот однажды вечером он заснул. Вполне мирно. Я каждый день благодарю Бога, что ему больше не нужно мучиться. Еще в детстве он постоянно находился в больнице, ходил по врачам и лечился. Это было очень тяжело… но мой Джаспер настоящий боец. Он сражался столько, сколько смог.

Вытаращив глаза, я смотрю на нее. Джаспер умер не из-за несчастного случая? Он болел? Я не знала. Даже близко была не в курсе, что большую часть жизни он боролся со страшным недугом. Джаспер никогда об этом не упоминал, ни в одной из наших переписок. Когда в феврале он неожиданно не вышел на связь, а мои попытки получить от него ответ не нашли отклика, я забеспокоилась. Я писала ему сообщения, отправляла голосовые и даже обычные письма, бесчисленное количество раз спрашивала, что происходит.

Но ничего. Ответа не было.

Пока однажды я его не получила. И это было самое последнее, чего я хотела. На телефон пришел короткий текст с датой, местом и временем похорон. Короткий и полный печали. Скорее всего, родители разослали его всем контактам Джаспера. Я была слишком потрясена, чтобы дать хоть какой-то ответ. Если честно, мне не хотелось признавать правду. Не хотелось получать подтверждение того, что моего лучшего друга больше нет.

За последние полгода я убедила себя, что он погиб в результате несчастного случая. Не могу сказать, как я к этому пришла, но это казалось мне настолько очевидным… ему ведь было всего двадцать. Но он болел. И наверняка понимал, чем все закончится. Только почему же тогда ничего не сказал об этом мне?

Миссис Харрингтон сочувственно смотрит на меня.

– Ты ничего об этом не знала, – тихо констатирует она, положив теплую ладонь поверх моей. От неожиданности я вздрагиваю, но не убираю руку. – Меня это не удивляет. Джаспер ненавидел болеть. Он терпеть не мог даже думать об этом. Он не хотел, чтобы окружающие носились с ним. В детстве Джаспер всегда загадывал Санте одно и то же желание: «Хочу быть нормальным мальчиком». Каждый год это было в списке его желаний. Извини.