Из груди Мидаса вырывается звук, похожий на рык.

– Или… – продолжает Ревингер, – возможно, я просто хотел взглянуть, как живет действующий монарх Пятого королевства. – Зеленый взгляд скользит по мне. – Интересно, как держат фаворитку царя, – изогнув губы, задумчиво бормочет он. – Как ты считаешь, что можно сказать о мужчине, который держит женщину в клетке?

У меня перехватывает дыхание. Я чувствую, как от повисшего в комнате напряжения стучит мое сердце. Напряжение такое густое, что обвивается вокруг моей шеи и сбивает с ног.

Ревингер наблюдает за Мидасом, а Мидас наблюдает за Ревингером.

Я наблюдаю за ними обоими.

Ревингер хочет резать и колоть, быть шипом в спине Мидаса. А Мидас выглядит так, словно хочет повалить Ревингера на землю.

Но… он не может.

Конечно, обычно я – единственная, кто знает об этом. Мидас очень умело играет свою роль. Если уж на то пошло, у него было десять лет, чтобы отточить эти навыки. Ловкость рук, нарочитое приглашение меня на пиры, запоздалый принос золотых предметов… он умеет вести себя так, словно эта сила принадлежит ему.

Но Ревингер теперь знает правду. Мидасу это недоступно – и я хочу, чтобы так и оставалось. И все же, возможно, все вот-вот пойдет насмарку. Возможно, Ревингер его разоблачит. Или, быть может, он просто отравит Мидаса гнилью, не сходя с места.

Тревога сжимает меня, как туго стянутый корсет.

Стражники Мидаса переминаются с ноги на ногу. Возможно, они тоже чувствуют угрозу, как я. Меньше всего, наверное, им хочется снова выступать против Ревингера. В первый раз это сыграло с ними дурную шутку. Но они стражники, и потому выбора у них в самом деле не так уж и много.

Тишина в комнате только усиливает напряжение, и даже мои ленты, как бы больно им ни было, напрягаются, словно в ожидании битвы. Если она и случится, то Мидасу ее не выиграть. Угрозами тут не поможешь.

Похоже, он приходит к точно такому же выводу, потому что я вижу, что Мидас решает отступить. Это требует сил, но его лицо расслабляется, пальцы разжимаются, и он силится выглядеть бесстрастным, а учтивое выражение лица стирает все следы его истинных чувств.

Мидас не дурак. Он знает, как изучать своих противников, и в этот миг понимает, что хозяин положения не он. Когда нет возможности рассчитывать на победу с помощью своей силы, остается вести политические игры.

Вот почему я не удивлена, когда он прочищает горло и произносит:

– Как ты сказал, мы действительно союзники. Поэтому я прощу эту ошибку.

Ревингер наклоняет голову, на его губах мелькает ухмылка.

– Весьма признателен. – Он снова переводит на меня взгляд и подмигивает, после чего выходит из комнаты.

Стоит королю гнили уйти, как я перевожу взгляд на Мидаса, но все его внимание занимают стражники.

– Вы обманули мои ожидания, – говорит им он.

Мужчины напряжены, некоторые из них вздрагивают, когда он проходит мимо них в коридор и говорит так тихо, что я его не слышу. Как только Мидас возвращается в комнату, вместе с ним входят еще десять солдат, и те тут же хватают стражников, которым было велено за мной присматривать.

Мужчины не артачатся, когда их утаскивают прочь, а я с замиранием сердца понимаю, что Мидас убьет их, ведь они стали свидетелями того, что я сделала с этой дверью.

– Не убивай их, – срывается с моих губ мольба, как прорастающее из земли растение, хотя я знаю, что она бесплодна. Как и большинство моих просьб к Мидасу.

– Все кончено, – прищурившись, отвечает он. – Они определили свою судьбу, увидев то, что им не положено видеть.

Горло сжимается от непреложного чувства вины. Не только потому что я потеряла контроль и позолотила женщину, которая заняла мое место, но и потому, что теперь эти мужчины умрут из-за моей силы. Возможно, не от моей руки, но конечный результат неизменен.

Как я сказала Ревингеру, я видела множество смертей.

Возможно, стражникам было бы лучше оставаться гнилым ворохом на полу. Кто знает, какая судьба была бы милосерднее? Возмездие какого правителя они бы предпочли сами?

Я глотаю подступивший к горлу ком, но на сей раз тошнота не имеет никакого отношения к силе Ревингера. Она связана лишь с моими сожалениями и человеком, стоящим рядом.

Глава 3

Аурен

После ухода Ревингера комната внезапно кажется опустевшей. Я не осознавала, каким довлеющим было его присутствие, пока он не ушел.

Я должна была бы почувствовать облегчение, но не ощущаю его.

Мой взгляд падает на Мидаса, в чертах моего лица пробивается ожесточение, как трещины в стекле. Просто чудо, что я еще не показываю свою злость, не таясь. Все мое тело напряжено от предвкушения следующего хода Мидаса.

Какое-то мгновение он просто смотрит на меня. На нем больше нет ни короны, ни мантии – только золотистая туника и штаны, заправленные в блестящие сапоги.

Ревингер отметил, что прошло несколько часов с тех пор, как они заключили соглашение. Выходит, Мидас отправился невесть куда и оставил меня здесь метаться подобно дикому зверю. В груди наряду с болью закипает гнев, обе эмоции клокочут, вырываясь на поверхность.

Не знаю, что он видит в моем лице, однако я в его вижу многое. Теперь я понимаю его так, словно все, что Мидас говорил, – это небрежно написанная на его губах ложь. В страницах, которые он занял в моей жизни, нет ничего настоящего.

Наше молчаливое разглядывание друг друга прерывает стук в дверь. Мидас идет к комнате, где стоит клетка, и закрывает позолоченную дверь, прячет итог произошедшего, а потом велит постучавшемуся войти.

Из коридора заходят две служанки, их золотые одеяния закрывают их с головы до пят, на голове каждой – одинаковые чепчики. Одна несет груду одежды, а другая держит поднос с едой. Обе приседают в реверансе, после чего направляются к купальне.

Слышу звяканье труб и визг воды.

Мидас прочищает горло и говорит более мягким голосом:

– Они подготовят для тебя ванну, и ты сможешь помыться и поесть.

От удивления я замираю. Я думала, он попытается снова запихнуть меня в комнату с клеткой. Была готова к его бранным вопросам, как я из нее выбралась, что тут делал Ревингер, а вместо того он протягивает мне руку в знак примирения.

– Я не хочу принимать ванну, – скрежещу я зубами. Не хочу принимать ванну только потому, что это он так приказал.

Мидас вздыхает.

– Аурен, клетка…

– Я не вернусь в эту богами проклятую клетку! – злобно проговариваю я ожесточенным шепотом. – Ты