Раздел 4 Берешит заканчивается родословной Каина – так называемой кенитской генеалогией. Вот она: (Адам) – Каин – Ханох – Ирад – Мехияэль – Метушаэль – Лемех… О семейном клане Лемеха нам сообщаются некоторые важные подробности, и мы вернемся к ним позже. По сути дела на этом разговор о первой родословной на земле исчерпан.

Борис Берман дает следующую интерпретацию кенитской генеалогической линии:

ХАНОХ означает «воспитывает», «обучает», «развивает»; время Ханоха – это эпоха просвещения в худшем смысле этого слова, это «просвещенная» цивилизация, основанная на отчужденности человека от Бога, на бездуховном, автономном от Бога развитии;

ИРАД – значит «горожанин», от слова «ир», в понятии «ирад» есть оттенок самоволия и упрямства; время Ирада – это эпоха порочной, самодовлеющей урбанизации всего человеческого бытия (по-видимому, речь идет о расцвете городской цивилизации, противостоящей первоначальной пастушеской идиллии «ган Эден» и последующих шатров Авраама и его потомков);

МЕХИЯЭЛЬ – тот, в котором стерт Бог: эпоха тотальной урбанизации переросла в эпоху атеизма;

МЕТУШАЭЛЬ – призывающий к себе народные массы, взывающий к толпе и побуждающий ее действовать; эпоха атеизма перерастает, таким образом, в эпоху взбаламученных народных толп, стихийных непродуктивных преобразований;

И, наконец, ЛЕМЕХ: время Лемеха – это эпоха несчастья, страха и насилия…

Впрочем, в Пятикнижии сказано лишь, что Лемех взял себе в жены двух женщин – Аду и Циллу. Ада родила двух сыновей – Иавала, «отца всех живущих в шатрах со стадами», и Иувала, «отца всех играющих на киноре и свиреле». Двое детей было и у Циллы: сын Тувал-Каин (иными словами, Тувал-кузнец), «шлифующий и кующий всякую медь и железо», и дочь Наама, о которой здесь нам ничего не сообщается, но из устной традиции известно, что эта женщина впоследствии стала женой знаменитого Ноаха.

Отметим, что пара «Иавал – Тувал-Каин» похожа на пару «Эвель – Каин» и, следовательно, речь снова идет о скотоводах и кузнецах. И еще: в одной из первых, принципиальнейших легенд Пятикнижия наряду с важнейшими формами человеческой деятельности, такими как скотоводство и кузнечный промысел, стоит музыкальное творчество…

Далее приводится речение Лемеха, обращенное к своим женам, в котором вождь клана пытается объясниться в каких-то своих проступках, по-видимому, весьма серьезных… Устная традиция разъясняет суть трагических событий, произошедших во времена Лемеха. Оказывается, по роковому стечению обстоятельств он убил своего пращура престарелого Каина, а затем и своего собственного сына Тувал-Каина. Узнав об этом, Ада и Цилла в ужасе отказываются от мужа. В словах Лемеха звучат и угроза, и оправдание одновременно. Торжественность момента подчеркивается неожиданным переходом повествования на «высокий штиль». Вот как передает этот монолог Борис Берман:

(Б.4:23,24).

Б. Берман разъясняет смысл слов Лемеха: «Пусть я убил и пращура, и сына, и кого угодно, – ну и что? Каин за то же самое наказан через семь поколений. Да еще Господь предупредил, чтоб никто не смел его тронуть. И это Каин, символ убийства, а я всего лишь Лемех. Мне, Лемеху, отмстится „семижды семь“, то есть в столь отдаленные времена, что это сейчас не имеет значения… Лемех вызывающе демонстративно разрешает себе убийство. Безответственность Лемеха перед Богом дошла до степени цинизма».

Впрочем, в традиционном переводе смысл этого места заметно отличается от варианта, предложенного Борисом Берманом. Обычно слова Лемеха передают так: «… Мужа убил я за рану мне, и отрока за язву мне. Если Каин отмщен будет в семеро, то Лемех в семьдесят семь раз». В контексте сведений Устной традиции эти слова можно понять следующим образом: «Да, я убил и мужа, и отрока за причиненный мне ущерб… Если уж Каин, убивший безвинного брата, по словам Господа, будет отмщен „в семеро“, то за мою голову Он взыщет во много раз суровее…»

Очевидно, Лемех пытается уйти от возмездия, угрожая кому-то (вероятно, родственникам) кровной местью… Как бы там ни было, перед нами еще один убийца в роде человеческом. И эта экстремальная модель поведения грозит стать рутинной, что, по-видимому, и случится в преддверии Потопа.

Другой конспект сценария развития человеческого рода представлен Автором Писания в так называемой сифлянской генеалогии, с которой начинается раздел 5 Берешит. Вот она: (Адам) – Шет – Энош – Кейнан – Маалальэль – Иеред – Ханох – Метушелах – Лемех… Сын Лемеха Ноах как бы открывает собой новую эру духовной истории человечества, а потому, очевидно, речь здесь идет уже не столько о потомках Шета, сколько о предках Ноаха. Складывается впечатление, что в обеих генеалогиях разыгрывается один и тот же сценарий, но в разных постановках. По сути дела вторая попытка основать человеческий род базируется на Эноше. Недаром люди порой называются в Пятикнижии не по имени Адама или Шета, а по имени Эноша – «эношим». Приняв во внимание этот факт, мы обнаружим, значительное сходство обеих генеалогий.

По мнению Бориса Мойшезона, «совпадений» здесь так много, что перед нами всего лишь разные устные варианты одной и той же эпической традиции. «Учитывая смысловые совпадения имен Адам и Энош, мы видим, что обе линии отличаются лишь незначительными вариациями в именах, а также порядком их расположения: Адам – Энош, Каин – Кейнан, Ханох – Маалальэль, Ирад – Иеред, Мехияэль – Ханох, Метушаэль – Метушелах, Лемех – Лемех. Такого рода деформации неизбежны при устной передаче».

Конечно, версия Б. Мойшезона небезосновательна, но в то же время она не лишена определенных натяжек. Например, имена Ирад и Иеред действительно похожи, но их этимология совершенно различна: Ирад, как мы уже видели, связано со словом «ир» – город, а Иеред – с понятиями «спуск», «опускание», даже «медленное падение». Впрочем, как посмотреть: не есть ли это две стороны одной и той же медали.

У нас, разумеется, есть основание задуматься: не об одном и том же Лемехе идет речь в обеих генеалогиях? Впрочем, Устная традиция сообщает нам о том, что женой Ноаха стала Наама из рода кенитов, дочь Лемеха I. Следовательно, оба рода так или иначе сливаются в один.

Это обстоятельство очень важно иметь в виду, поскольку кенитская генеалогия не дает нам никаких временных привязок, в ней вообще отсутствует указание на какие бы то ни было отрезки времени. Сифлянская генеалогия, наоборот, всякий раз скрупулезно подчеркивает, на каком году жизни у отца родился первенец, сколько лет прожил отец после его рождения и, наконец, в каком возрасте отец ушел в мир иной. Если предположить, что оба рода – кенитский и сифлянский – существовали параллельно (а к этому имеются достаточные основания), то это означает, что один и другой Лемехи были современниками (если, конечно, речь не идет об одном и том же человеке). Нетрудно, таким образом, подсчитать, что события их жизни относятся к рубежу IV и III тысячелетий до н. э. по привычному для нас летоисчислению.