на меня так уставился? — он начинал злиться, это было видно по его нахмуренному лбу, на котором тут же появились морщины.

— Дядь Егор…

— Ты долго мне будешь "дядькать", а? Вроде, взрослый парень, мы же договорились, что только по имени, — прервал мои мысли он, сел на диван у стола, как отец недавно. Этот его непринужденный жест — скрестить руки на груди, словно удар под дых. Тут же ком в горле образовался, и я застыл, глядя на него.

— Что опять не так? Ты сегодня как будто не в себе, — пробурчал он, вглядываясь в мое лицо. Его серые глаза были точной копией глаз моего отца.

— Ты мне очень напоминаешь отца, — с грустью проговорил я, отворачиваясь от него, чтобы тот не заметил подступивших к глазам слез.

— Мне уйти? Ты же знаешь, я не смогу оставить тебя одного здесь. А к себе забрать не могу потому что квартиру жене оставляю, — стал отчитываться Егор, теребя бегунок на незастегнутой спортивке.

Он мне раз заикнулся случайно, что у него с женой что-то не складывается, и они пока живут порознь. Только та остается в его квартире, а он перебрался ко мне с момента, как родителей не стало. Егор не наседает на меня и не пытается воспитывать, мы будто два приятеля — живли под одной крышей, но каждый занимался своим делом, я учился, он работал вдвое больше, так как фирма отца полностью легка на его плечи.

— Нет, Егор, я не хочу, чтобы ты уходил. Меня все устраивает, — пробубнил я, стараясь сдержать нахлынувшие чувства.

Мужчина поднялся с дивана и хлопнув рукой меня по плечу, вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Я какое-то время сидел молча, уставившись слепым взглядом в окно. Жаль Егора, ему тридцать семь, а с семьей не сложилось, при этом еще и брата потерял. Мы с ним практически сиротами остались. У меня лишь бабка с дедом по линии мамы, но когда я нахожусь рядом с ними, меня просто накрывает, не могу к ним приезжать, только лишь звоню, по возможности, как собираюсь с духом и мыслями.

Зажужжал телефон, последнее время оставляю его на «вибро» — не могу терпеть резких и неожиданных звуков, глаз начинает дергаться. На экране высвечивается имя, я нехотя беру телефон и, подумав, все-таки принимаю вызов.

— Алло, — отвечаю уставшим голосом, крутя простой карандаш между пальцев.

— Лёв, я по поводу уроков. Тебя сегодня не было. В общем, я взяла задания для тебя и договорилась с физиком и он, поломавшись, сжалился и дал твой вариант контрольной. Если ты можешь, то зайди ко мне, а то завтра выходные я не смогу передать тебе их в школе, а в понедельгик должно быть все готово, — проговорила девушка и замолчала, вероятно, ожидая от меня ответа.

— Спасибо, Дана, — еле выдавил из себя. — Через пару часов зайду, спасибо. Я твой должник, — услышал в трубке как она с облегчением выдохнула.

— Ну что ты, ничего не надо. Я по-дружески, — и разъединилась.

Я еще какое-то время смотрел на потухший экран телефона.

После похорон я впал в затяжную депрессию, и так до сих пор накатывало на меня, воспоминания, жалость к себе, потом отвращение. Я временами себя дико ненавидел и не мог простить за то, что не был тогда в машине с родителями. Психолог сказал, что это пройдет со временем, и я даже неделю отходил к нему на сеансы. Но решил, что и сам в состоянии разобраться в своих душевных ранах. Я, наверное, ошибся. Невозможно с эти справиться.

Через полтора часа я стоял у многоквартирного дома, где жила староста нашего класса. Уже собирался нажать номер квартиры на домофоне, как он запищал, сигнализируя, что ее разблокировали с обратной стороны, и я уже думал, что мне повезло и так проскачу, как дверь открылась, и на меня вывалилось тело. Я упал на спину, весь обзор мне закрыли чьи-то волосы и шарф. Я с трудом вдохнул воздух, сперло легкие от удара спиной. Локоны пахли яблоком. Когда их убрали с моего лица на меня уставилась пара глаз. Удивительных глаз. Голубой и оливково-зеленый. У меня пропал дар речи, а у владелицы таких чудесных глаз румянец проступил на щеках.

— Прости, я споткнулась, — проговорила она.

— Да ничего, бывает, но не могла бы ты с меня слезть, я себя немного неуютно чувствую, — смотрел в ее глаза и дыхание мое участилось от непонятно откуда нахлынувших на меня чувств, природу которых я не мог, да и не хотел пока разбирать.

— Прости, — снова она извиняется, поднимаясь на ноги, и подает руку, чтобы помочь мне встать.

У девчонки, на вид лет четырнадцати, золотистые волосы, которые выбились из-под шапки при падении.

— Ты уже второй раз извиняешься, — сказал я, пока она отряхивала мою куртку, спина оказалась вся в снегу после нашего с ней приземления.

— Нет ничего плохого в том, что человек извиняется, тем более, если он виноват, — ответила девчонка, отходя от меня на шаг, и окидывает оценивающим взглядом. — Вроде видимых повреждений нет и снега тоже, — улыбнулась она одним уголком рта.

— Спасибо, — проговорил я, все еще завороженно наблюдая за ней.

— Ты ведь куда-то шел, — не спрашивала, а утверждала девчонка.

— Да, — ответил, но тут же добавил. — Меня Арчи зовут.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Я знаю, — улыбнулась она, но тут же улыбка сползла с ее губ и она обошла меня и направилась, видимо, туда, куда собиралась.

— Откуда? — крикнул я, удивляясь, что она не сказала, как ее зовут.

— Тебя в школе все знают, — обернулась она на мгновение и пошагала прочь.

* * *

Я присел у стены, а, собственно, где здесь еще можно присесть. Переваривал увиденное, и снова колющая боль в грудине. Эта девчонка…ее глаза мне тогда долго снились и не давали покоя. Я помню то время, когда на всех девочек ее возраста обращал внимание, но таких глаз или похожую на нее я больше не видел. Для чего мне это показали? Поднялся на ноги и шатающейся походкой побрел дальше. Я ведь так и не узнал, как ее зовут. Запах яблок даже сейчас отчетливо чувствовал, как будто она была где-то рядом. Но что мне остается делать дальше?

Идти и открывать новую дверь…

10. Она

Как и обещала, в девять заехала Дана и мы, спокойно попив чай с блинчиками, которые приготовила мама, отправились в ЦРБ.

У самой больницы нас встретил Егор, махая нам, когда мы вышли из машины.

— Доброе утро, —