– Не думаю. И вообще, богатая фантазия не у меня, а у Лизы. Я больше склонна к точным наукам. Однако есть факты, для которых нет научного объяснения. Например, кладбищенские огни…

– Ну, это старые сказки! – оживился Ваня. – Давно известно, что газ метан, происходящий от окисления органических останков, способен не только внезапно выделяться из-под земли, но и светиться синеватым пламенем…

– Ах, при чем тут синеватые останки! Чумилка, расскажи про Соловова, – потребовала Мурочка.

Вова замялся:

– Соловов, может, врал…

– Врал? Тогда почему он после этого целый месяц лежал дома в нервной горячке, а? – не сдавалась Мурочка.

– Он на немецком срезаться боялся и потому остался на второй год. Лидтке – зверь, умучит до смерти, доведет до горячки! Он тоже упырь.

– Так это учитель Лидтке плясал на могилах? – удивился Ваня.

Мурочка даже ногой топнула:

– Володька, расскажи!

– Хорошо, – согласился Володька. – Только за истину рассказа не ручаюсь. За что купил, за то и продаю! Итак, слушайте. Сашка Соловов смертельно боялся экзамена по немецкому. Он просто одурел от страха: зубрил день и ночь, из дому отлучался только в церковь, свечку за себя ставить. И вот его младшая сестра, совершенно безмозглая, где-то узнала верный способ выдержать экзамен. А способ такой: ровно в полночь надо пойти одному на кладбище, взять с могилы праведника земли (горсть, никак не меньше!) и завязать в мешочек. Там же, на кладбище, над этим мешочком нужно прочитать пятьдесят раз «Отче наш» и тридцать «Верую», мешочек повесить на шею – и можно смело идти на экзамен.

– А мешок под рубашку спрятать, как ладанку, или надо его сверху носить? – спросил Ваня.

– Этого сказать не могу, – признался Вова. – До мешка у Соловова дело не дошло. Так вот, потащился этот дурень ночью на кладбище…

– Я бы умерла еще по дороге! – пискнула Мурочка не столько от страха, сколько для придания рассказу нужного настроения.

Вова продолжал:

– Потащился он на кладбище и только по дороге сообразил, что не знает, где похоронены настоящие праведники, где так себе, а где полные грешники. Думал он, думал и вдруг вспомнил, что недавно хоронили дурочку Федосью. Она была, помните, вроде городской юродивой: по дворам побиралась, ходила с богомольцами, носила отрепья. Куда уж праведнее! Да только похоронена-то она была в другом конце кладбища, а не там, где Сашка Соловов стоял. Между тем дело шло к полуночи, оставалось в запасе всего минут десять (Сашка для верности с собой дедовы часы взял). Если вокруг ограды бежать к Федосьиной могиле, не поспеть никак, а уж земли в мешок наскрести и подавно. Оставался только один путь…

– Через кладбище, по аллее, мимо часовни! – выпалила Мурочка. – До чего ты, Володька, рассказываешь нудно – заснуть можно.

– Он хорошо рассказывает, обстоятельно, – не согласился Иван. – Все факты излагает в полной последовательности.

– Если меня перебивать, я до утра не кончу, – возмутился Вова. – На самом интересном месте сбила!

– Ты говорил, что Соловов собрался идти напрямик, мимо часовни, – подсказала Лиза.

Она прекрасно знала историю похождений Соловова. Но то ли в сумерках все казалось значительней и страшней, чем днем, то ли ее начал пробирать от садовой сырости вечерний озноб – только она с удивлением поняла, что дрожит. Так же дрожал, наверное, и глупый Сашка Соловов, и его серенькие, как воробьиные перья, вихры шевелились на макушке.

Еще бы Соловову не струхнуть! Никольское кладбище в Нетске самое старое. Кусты разрослись там в непролазные кущи, а уж возле часовни и вовсе стояли высоченные деревья, как лес над богатыми могилами, над мраморными обелисками да урнами. Бедный, бедный Соловов!

– Всем известно, что на кладбище водится нечистая сила, – загробным голосом гудел Вова. – Но Лидтке Сашка боялся больше, чем самого крупного черта.

Лысая голова Федора Людвиговича, его мефистофельская бородка и пронзительный взгляд внушали Соловову необоримый трепет…

– Чумилка, не увлекайся! – прервала его Мурочка. – К чему эти красоты?

Володька обиделся:

– Сама бы тогда и рассказывала! Ладно, буду краток и сух. Решился Соловов идти к Федосьиной могилке напрямик через кладбище. Сначала он бодро шагал, а потом душа его ушла в пятки – кругом темнотища, только кресты белеют. Вроде бы и луна светила, но как только Соловов забрался далеко в кусты, она сразу за тучу зашла. Сашка зажмурил глаза и припустил бегом. Тут он запнулся за корень – а может, нога о ногу заплелась. Растянулся во весь рост, полежал немного. Руки-ноги вроде целы. Хотел подняться, вдруг слышит шаги. Недалеко где-то, за кустами, топочут: топ-топ-топ. Будто бы даже несколько человек. Или это не люди вовсе?

Володька значительно замолчал. Сразу стало слышно, как под дощатым потолком беседки ноет беспокойный комар, а в доме у Одинцовых весело бьют по клавишам.

– Соловов до того испугался, что как был на карачках, так и пополз с дорожки в кусты. Залег там, прислушался – не только шаги, какие-то голоса слышатся. А потом поплыли огни! – скрежетал Володька, постепенно переходя с шепота на тихий вой. – И не синие огни, болотные, про какие нам тут Рянгин рассказывал, а красные, дьявольские. А между ними тени снуют, мечутся, галдят между собой задушенными неживыми голосами…

– Ай! Не надо больше! – не выдержала Мурочка. – Я не буду слушать! Я в дом пойду!

– Твое место в мезонине – ты ведь там сейчас с французского переводишь, не так ли? – холодно бросил Володька. – Сама же просила рассказать!

– Когда ты рассказывал в комнате, совсем не страшно было!

– Да и теперь ничуть не страшно, – сказал Иван Рянгин. – Все это, по-моему, выдумки и преувеличения. А что было дальше с Солововым?

– Дальше он заорал не своим голосом и бросился со всех ног назад, к кладбищенским воротам. За спиной все время топот слышал, но это как раз могло померещиться. Когда бежишь, тебя всегда будто догоняет кто-то. Прибежал Соловов домой и заболел нервной горячкой. Экзамена он, разумеется, никакого не держал – и до сих пор в пятом классе.

– Думаю, Соловов сам себя напугал, – сделал вывод Иван.

Вова с ним не согласился:

– Нет, все-таки там, на кладбище, что-то эдакое есть. Лечил Сашку наш отец. Он говорил, что нервное потрясение было самое настоящее – и сильнейшее. И другие про кладбище нехорошее говорят – мол, и огни там блуждают, и тени бродят, особенно когда в часовне над покойником не читают и она запертая стоит. Тогда нечистой силе и всякой нежити раздолье.

– Ерунда! – стоял на своем Ваня Рянгин. – В каком месте кладбища Соловов видел огни?

– В самой середке, где могила губернаторши Кригер.

– Я знаю это место! – сказала Лиза. – Там растет большой куст белой сирени. Цветы крупные и с остренькими лепестками, как звездочки. Нигде в городе такой больше нет. Мы пробовали у себя развести – ничего не вышло. Жалко. Такая красота! Сейчас, наверное, этот куст весь в цвету…