Общим числом двадцать человек, согласно газетам.

Но Бернарду удалось сокрыть куда больше смертей. По жертве чуть ли не каждый день с конца октября.

И никуда от этого момента не уйти.

Конец октября.

Смерти начались почти сразу после битвы за обладание Кровавым Евангелием, разыгравшейся в криптах под базиликой Святого Петра. Сангвинисты одержали победу в сражении с велиалами — объединенным воинством людей и стригоев, возглавляемым неведомым предводителем, продолжающим изводить его Орден.

Вскоре после сражения отец Рун Корца исчез.

Где же он? Что он натворил?

Бернард чурался думать об этом.

Он смерил взглядом стопку газет. Неужели распоясавшийся стригой улизнул после битвы и бесчинствует на улицах Рима, охотясь на этих девушек? В катакомбах было так много бестий. Одна могла проскользнуть через сети Ордена.

Отчасти он молился, чтобы это оказалось правдой.

Рассматривать альтернативу он попросту не отваживался. Этот страх заставлял его выжидать в мучительной нерешительности, а невинные девушки продолжали тем временем гибнуть.

Чья-то рука постучалась в дверь.

— Кардинал?

Он узнал этот голос и биение дряблого сердца, его сопровождающее.

— Входите, отец Амбросе.

Священник-человек открыл деревянную дверь одной рукой, другую сжав в вялый кулак.

— Извините, что побеспокоил.

Ни намека на раскаяние в голосе помощника не было. На самом деле в нем звенело плохо скрытое ликование. Хоть Амбросе откровенно любит кардинала и усердно отправляет службу в его канцелярии, в душе этого человека затаилась червоточина, заставляющая его радоваться чужим несчастьям.

Бернард подавил вздох.

— Да?

Амбросе вошел в кабинет, устремляясь вперед всем своим пухлым телом, будто ищейка, идущая по горячему следу. Оглядел озаренную свечами комнату — вероятно, убеждаясь, что Бернард один. Как же Амбросе обожает свои секреты! С другой стороны, может, потому-то он так и любит Бернарда. Спустя столько столетий в жилах кардинала струится не только черная кровь, но и уйма секретов.

Наконец удовлетворившись осмотром, помощник почтительно склонил голову.

— Наши люди нашли на месте последнего убийства вот это.

Подступив к столу, Амбросе вытянул руку. Потом нарочито неспешно перевернул ее ладонью вверх и разжал пальцы.

На ладони покоился нож, своим изогнутым клинком напоминающий коготь тигра. На одном конце острого крюка виднелось отверстие для пальца воина, позволяющее молниеносными взмахами наносить тысячи смертоносных надрезов. Это древнее оружие под названием карамбит ведет свое происхождение из седой старины. А судя по патине, поблескивающей на его поверхности, именно этот клинок очень древний — но отнюдь не музейный экземпляр. Он явно изранен в боях и послужил на славу.

Бернард принял нож из рук Амбросе. Жар у кончиков пальцев подтвердил его наихудшие опасения. Клинок покрыт серебром — это оружие сангвиниста.

Он представил лица убиенных девушек, их горла, перерезанные от уха до уха.

И сомкнул пальцы над обжигающим серебром.

Из всего Ордена только один сангвинист владел таким оружием — исчезнувший, когда начались убийства.

Рун Корца.

18 декабря, 16 часов 32 минуты

по тихоокеанскому стандартному времени

Округ Санта-Клара, Калифорния

Верхом на своем любимом коне Эрин скакала по лугам, окрашенным сухой калифорнийской зимой в золотисто-коричневый цвет. Отзываясь на малейшее смещение ее веса, вороной мерин прибавил шаг.

Молодца, Блэкджек!

Она устроила коня на полное содержание в конюшне под Пало-Альто и ездила на нем при всяком удобном случае, зная, что ему необходимо движение, но прежде всего ради чистой радости полета над полями верхом на крепком коне. Блэкджек, не упражнявшийся уже пару дней, так и бурлил энергией.

Она оглянулась через плечо. Нейт ехал чуть позади, верхом на серой кобыле по кличке Гансмоук. Нейт, выросший в Техасе, и сам был искусным наездником, и явно заставлял лошадь показать все, на что она способна.

Эрин просто позволила Блэкджеку дать выход своему ликованию, стараясь сосредоточиться на ветре в лицо, пьянящем запахе разгоряченного животного, на органичной связи между конем и всадником. Она полюбила верховую езду с самого детства. Скачка всегда помогала ей привести мысли в порядок. Сегодня Эрин раздумывала о своих видениях, пытаясь разобраться, как к ним относиться, понимая, что это не просто ПТСР. Они означают нечто большее.

Солнце краешком коснулось вершин холмов, плавными перекатами стелющихся перед ней.

— Скоро придется поворачивать обратно! — окликнул Нейт. — Еще полчаса — и солнце зайдет!

Эрин различила в его голосе намек на тревогу. В Риме Нейт оказался заточен во тьме на много дней, пережил во мраке пытки. Вероятно, с тех пор для него ночь — источник ужасов.

Осознав это теперь, она поняла, что не следовало позволять ему ехать вместе с ней. Но раньше, еще днем, не сумев дозвониться до кардинала Бернарда, она поспешила прочь из стен кабинета, чтобы хоть отчасти разогнать тревогу. Нейт поинтересовался, куда она направляется, и она по глупости позволила ему составить себе компанию.

В эти последние месяцы ей стало нелегко отказывать ему. После трагических событий в Израиле и Риме ему приходится нелегко, даже тяжелее, чем ей, но он не сдается, хоть и редко говорит об этом. Эрин старалась быть рядом, чтобы помочь ему совладать с навязчивыми воспоминаниями. Это самое меньшее, что она может для него сделать.

В прошлом их отношения были более беззаботными — пока Эрин ухитрялась делать вид, что не замечает его влечения к ней. Но с той поры, когда она поняла, что полюбила Джордана, Нейт стал относиться к ней сугубо профессионально. Но в чем тут причина — в уязвленных чувствах, гневе или в чем-то ином?

Как ни прискорбно, после сегодняшнего вечера это, вероятно, уже не будет играть никакой роли.

Эрин украдкой вздохнула. Может, оно и к лучшему, что Нейт составил ей компанию в этой поездке. Это самый подходящий момент, чтобы переговорить с ним с глазу на глаз.

Она придержала Блэкджека легчайшим натяжением удил. Нейт, подъехавший на Гансмоук, пристроился рядом, одарив ее широкой улыбкой. От этой улыбки сердце у нее защемило. Но сказать надо. Лучше сейчас, до рождественских каникул, чтобы дать ему время сжиться с этим.

Она сделала глубокий вдох.

— Нейт, я хочу с тобой поговорить.

Сдвинув свою соломенную стетсоновскую шляпу на затылок, Нейт поглядел на нее искоса. Их лошади шли по широкой тропе бок о бок.