Мануло и Домингес неохотно выложили по десять долларов на зеленое сукно бильярдного стола.

Изумленный Вильянасул последовал их примеру. То же самое сделал и Гомес, толкнув в бок Мартинеса. Мартинес пересчитал смятые бумажки и мелочь. Гомес жестом опытного крупье сгреб деньги.

– Пятьдесят долларов! Костюм стоит шестьдесят! Нам нужны еще десять долларов.

– Погоди, Гомес! – воскликнул Мартинес. – Ты говоришь об одном костюме? Uno?

– Uno! – Гомес поднял кверху палец. – Один великолепный летний костюм цвета сливочного мороженого. Светлый-светлый, как луна в августе.

– Чей же он будет?

– Мой! – крикнул Мануло.

– Мой! – крикнул Домингес.

– Мой! – крикнул Вильянасул.

– Мой! – крикнул Гомес. – И твой, Мартинес. Друзья, покажем ему, а? Становитесь-ка все в ряд.

Вильянасул, Мануло, Домингес и Гомес выстроились в ряд у стены бильярдного зала.

– Мартинес, становись-ка и ты тоже! А теперь, Ваменос, положи нам на головы бильярдный кий.

– Сейчас, Гомес, сейчас.

Мартинес почувствовал, как на его макушку лег бильярдный кий, и высунулся вперед, чтобы посмотреть, что происходит.

– О! – воскликнул он.

Кий ровно лежал на головах пятерых парней. Ваменос, широко улыбаясь, легко двигал его взад и вперед.

– Мы все одного роста! – вскричал Мартинес.

– Одного! – засмеялись приятели.

Гомес пробежал вдоль шеренги, шелестя желтым портновским метром, прикладывая его то к одному, то к другому юноше, отчего те смеялись еще громче.

– Точно! – заявил он. – Подумайте только, понадобился месяц, целых четыре недели, чтобы подобрать четырех парней одинакового роста и сложения. Целый месяц я искал и снимал мерки. Мне попадались парни ростом в пять футов и пять дюймов, но они были либо слишком толсты, либо слишком тонки. Иногда у них были длинные руки или слишком длинные ноги. Эх, ребята, если бы вы знали, скольких пришлось обмерить! А теперь нас пятеро совсем одинаковых – в плечах и в груди, одинаковая длина рук и одинаковый вес! Ох, ребята!

Мануло, Домингес, Вильянасул, Гомес, а за ними и Мартинес встали один за другим на весы; весы-автомат, пощелкивая, выбрасывали билетики с обозначенным на них весом. Ваменос, улыбаясь во весь рот, кидал в автомат монетки. С бьющимся сердцем Мартинес прочел свой билетик.

– Сто тридцать пять фунтов… сто тридцать шесть… сто тридцать три… сто тридцать четыре… сто тридцать семь… Это чудо!

– Нет, – просто сказал Вильянасул, – это просто Гомес.

Они улыбались своему доброму гению, а он сгреб их всех в охапку.

– Ну, не молодцы ли мы, ребята? – удивлялся он сам. – Все одного роста, и у всех одна мечта – костюм! Каждый из нас будет красавцем по крайней мере один раз в неделю, а?

– Я уже не помню, когда я был красивым, – сказал Мартинес. – Девушки шарахаются от меня.

– Теперь они остолбенеют от восхищения, когда увидят тебя, – сказал Гомес, – увидят в новеньком летнем костюме цвета сливочного мороженого.

– Гомес, – сказал Вильянасул, – можно мне задать тебе вопрос?

– Конечно.

– Когда мы купим этот прекрасный летний костюм цвета сливочного мороженого, не может ли случиться так, что ты наденешь его, сядешь в автобус и уедешь в Эль-Пасо эдак на годик, а?

– Вильянасул, Вильянасул, как можешь ты такое говорить?

– Что видят глаза, то говорит язык, – сказал Вильянасул. – А помнишь беспроигрышную лотерею, которую ты устроил и в которую так никто и не выиграл? Или компанию «Перец с мясом и фасолью», которую ты задумал создать, но только задолжал за аренду помещения?

– Ошибки молодости, – сказал Гомес. – Ну, довольно. В такую жару обязательно кто-нибудь купит наш костюм. Он стоит в витрине магазина «Солнечные костюмы фирмы Шамуэй». У меня есть пятьдесят долларов. Нам нужен еще один партнер.

Мартинес видел, как его ищущий взгляд пробежал по залу. Он тоже стал разглядывать присутствующих. Глаза его миновали, не останавливаясь, Ваменоса, затем неохотно вернулись к нему; он увидел грязную сорочку Ваменоса, толстые, желтые от никотина пальцы.

– Я! – наконец не выдержал Ваменос. – Снимите мерку с меня! Мои руки слишком велики от рытья канав, это верно, но фигура…

В эту минуту Мартинес снова услышал на тротуаре шаги несносного мексиканца и его хохочущих девиц.

Тень беспокойства, словно летняя туча, пробежала по лицам друзей.

Ваменос медленно ступил на весы и опустил в автомат монету. Зажмурив глаза, он начал шептать слова молитвы:

– Madre mia, прошу тебя…

Автомат щелкнул и выбросил билетик. Ваменос открыл глаза.

– Смотрите! Сто тридцать пять фунтов! Еще одно чудо!

Все смотрели на билетик в правой руке Ваменоса и засаленную десятидолларовую бумажку в левой.

Гомес дрогнул. Покрывшись испариной, он облизнул губы. Затем его рука рванулась вперед и схватила деньги.

– В магазин! За костюмом! Пошли!

Они бросились из бильярдной.

В забытой телефонной трубке все еще пищал женский голос. Мартинес, выбегающий последним, повесил трубку на рычаг. Во внезапно наступившей тишине он покачал головой:

– Santos, это сон! Шесть человек и один костюм. Что это будет? Безумие? Поножовщина? Убийства? Но я иду. Гомес, подожди меня!

Мартинес был молод. Он бегал быстро.

Мистер Шамуэй, владелец магазина «Солнечные костюмы фирмы Шамуэй», развешивал галстуки и вдруг замер, словно почувствовал, что перед его лавкой творится что-то необычное.

– Лео, – шепнул он помощнику. – Посмотри…

Мимо, лишь заглянув в лавку, прошел Гомес. Торопливо прошли, бросив взгляд в открытую дверь, Мануло и Домингес. Вильянасул, Мартинес и Ваменос, толкая друг друга, проделали то же самое.

– Лео, – мистер Шамуэй проглотил слюну, – звони в полицию.

Вдруг все шестеро возникли в дверях. Зажатый между приятелями Мартинес, с неприятным ощущением в желудке, с возбужденным красным лицом, улыбался так широко, что Лео положил трубку на рычаг.

– Вот это да! – тяжело дыша, с выпученными глазами, сказал Мартинес. – Вот шикарный костюм.

– Нет, – сказал Мануло, гладя борта другого костюма. – Вот этот.

– Есть только один-единственный костюм на свете, – спокойно заявил Гомес. – Мистер Шамуэй, костюм цвета сливочного мороженого, размер тридцать четыре, он был в витрине час назад. Неужели вы его продали?

– Продал? Нет, нет, – облегченно вздохнул мистер Шамуэй. – Он в примерочной. На манекене.

Мартинес не помнил, он ли первым бросился вперед и увлек остальных, или это они побежали и увлекли его за собой, но все вдруг пришли в движение. Мистер Шамуэй поторопился опередить их.