– Каждый имеет право играть в собственном стиле, – сказал он строго. – В том числе и этот юный медведь.

После этого они довольно долго искали мяч, время уходило, а когда игра возобновилась, всё повторилось снова. Я зажмурил глаза, раздался топот ног, бита едва не выпала у меня из лап, а потом до меня донёсся рёв зрителей.

Похоже, на сей раз мяч улетел совсем в другом направлении, но всё равно – за пределы поля; Громила Ноулс от злости приплясывал на месте.

– Да вы на него посмотрите! – возмущался он. – Он биту держит не так, как положено! Вогнутой стороной наружу! Да и не отбивал он мяч. Это я попал прямо в биту.

– У медведя свой стиль игры, – настаивал мистер Дакем, показывая, что я заработал ещё шесть очков. – В правилах ничего не сказано о том, как именно нужно держать биту.

Тебе, наверное, интересно, кто же в конце концов выиграл. Всё так сильно запуталось, что даже Громила Ноулс признал: лучше уж согласиться на ничью, а мистер Дакем предложил мне уйти из спорта на пике формы, поскольку мало кто из бэтсменов может похвастаться таким средним результатом.

Миссис Бёрд сказала, что он очень хороший человек: понятно, почему он славится своей честностью. Я теперь думаю – может, и она научится играть в крикет!

С любовью,

Паддингтон

Лондон,

улица Виндзорский Сад,

дом 32

Дорогая тётя Люси!

Ты просто не представляешь, что тут у нас было на прошлой неделе. Чтобы отметить возвращение Джонатана и Джуди домой на летние каникулы, мистер Браун повёл нас в театр. Я, как ты знаешь, в театре прежде не бывал, – а после того, что случилось, вряд ли попаду туда ещё раз.

Я слышал, как мистер Браун заказывает по телефону билеты: выходило, что мы будем сидеть в луже. Я немножко испугался: мне ведь не хотелось промочить своё пальтишко во время представления. Но потом оказалось, что речь шла не про лужу, а про ложу – это такое маленькое помещение высоко над сценой и там совершенно сухо.

Странный всё-таки английский язык. Поменял всего одну букву – и слово уже значит что-то совсем другое. Поди тут не запутайся.

В первый момент меня отказались впускать в театр, потому что я принёс с собой чемодан. Как ты знаешь, я всегда ношу его с собой. Я открыл его и показал, что внутри ничего нет, только несколько кусков булки с мармеладом. Потом я посмотрел очень суровым взглядом – и меня впустили.

Тут я вспомнил одну историю, которая случилась, когда я помогал мистеру Карри чинить водопровод. Он дал мне молоток, показал загогулину на трубе и сказал: «Когда я кивну головой, бей по ней».

Слышала бы ты, какой он поднял шум, когда я именно так и сделал – стукнул его по голове!

Да, а в театр мы пошли как раз в день рождения мистера Брауна. Мне хотелось сделать ему приятное, поэтому, когда мы все уселись, я открыл потайной кармашек своего чемодана и вытащил оттуда монетки-сентаво, которые ты дала мне на самый крайний случай. Я пока ни одной не потратил, зато постоянно чищу их до блеска.

Когда в ложу пришла тётенька, которая работает в театре, я решил воспользоваться этим. Тётенька, как выяснилось, называется капельдинершей. Я думал, она вытирает с кресел какие-нибудь капли – мороженого, например. Но выяснилось, что это ещё одно очень странное слово из английского языка: тётенька продавала программки, и я попросил шесть штук – по одной на каждого.

– Двадцать четыре фунта, пожалуйста, – сказала тётенька. – Иностранные деньги не принимаем.

Ты представляешь? Хорошо, что там не было никакой лужи, потому что я так и шлёпнулся на пол от удивления.

Кончилось тем, что мы купили одну программку на всех, и за неё заплатил мистер Браун.

Очень удачно, что я принёс фонарик. Когда огни погасли, я сразу же его включил и стал искать кусок булки с мармеладом. Те, кто сидел в соседней ложе, начали шикать – можно подумать, я шумел. Тогда я наставил фонарик на них, и из задних рядов донеслись возмущённые вопли.

Больше всего мне понравился антракт, когда можно было посмотреть вниз, на других зрителей.

Джуди предложила мне их сосчитать. И пообещала десять пенсов, если я насчитаю сотню до того, как свет погасят снова. Я так увлёкся, что перевесился через край ложи и случайно выронил кусок булки с мармеладом. Он упал на голову какому-то дяденьке, сидевшему в партере. Дяденька, по счастью, оказался лысым и волосы не перепачкал.

– Спорим, он решил, что в театр залетела птичка, – сказала Джуди.

– Спорим, он теперь до конца года больше не пойдёт в театр! – хихикнул Джонатан, когда мы быстренько спрятались за край ложи.

Я, наверное, тоже ещё долго не пойду в театр.

С любовью,

Паддингтон

Лондон,

улица Виндзорский Сад,

дом 32

Дорогая тётя Люси!

Мой лучший друг, мистер Крубер, очень любит такие штуки, которые называются народными выражениями. Он говорит, что это вещи проверенные и если им следовать, никогда не собьёшься с правильного пути. И вот вчера утром, когда я необычайно рано заглянул к нему в лавку, он сказал:

«А, мистер Браун! Какая вы у нас ранняя пташка! Ей-то всегда и удаётся заморить первого червячка!»

Я не удивился. Я люблю встать пораньше, потому что булочки, которые я покупаю в булочной к «послезавтраку», тогда ещё совсем тёплые.

Удивило меня другое – мистер Крубер даже не посмотрел на меня, когда я вошёл. Я не сразу заметил, что он держит, подняв к свету, фарфоровую вазочку и пытается приклеить на место отколовшийся краешек.

Я столько наслушался разговоров мистера Крубера с покупателями, что довольно много знаю про антикварные вещи; я сразу понял, что это костяной фарфор Споуда из синей итальянской коллекции, ранний период.

– Семь раз отмерь – один раз отрежь, – проговорил мистер Крубер назидательно.